Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда подобная мысль впервые пришла Надежде в голову, она словно взглянула на своего избранника со стороны, и маленький такой червячок сомнения зашевелился в ее душе. Но она тут же прогнала прочь неприятное ощущение, и Ладоша воссиял прежним блеском не подверженного порче кумира. А потом предотъездная суета захватила Надежду целиком и полностью…
* * *
– Они меня встретили как родную, – с придыханием шептала Надежда в трубку своей приятельнице Татьяне. – Когда приеду, расскажу подробнее… Нет, я живу не у них, а у Ладошиной старшей сестры… Почему-почему? Не принято: мы же еще официально не расписаны. У них в семье не так, как у нас. Все-таки старинный княжеский род… Ой, зовут. Прости, не могу больше говорить, идем в гости к двоюродному брату Ладоши. Передавай привет Ксюше. Пока. Целую.
Их действительно встретил в сочинском аэропорту муж сестры Ладо по имени Нико и на серебристом новехоньком «мерседесе» повез новоиспеченного кандидата наук и его спутницу в дом его матери. Белый двухэтажный особняк стоял за ажурной оградой, и перед ним бил небольшой фонтан. Верхний этаж нависал над нижним, бросая тень на выложенную каменными плитами открытую террасу, столбы и решетчатое ограждение которой были обвиты виноградом.
Ариадна Теймуразовна ждала их в гостиной, восседая в большом кресле, обитом малиновым бархатом, а вокруг стояли празднично одетые сородичи – от девочек в пушистых сборчатых платьицах с блестками и мальчиков в галстуках-бабочках до пожилых матрон и солидных усатых мужчин. Как позже выяснилось, родня была не только из Сочи. «Она как царица в окружении свиты», – подумала Надежда и оробела, когда надо было шагнуть вперед и поздороваться с мамой Ладо.
Но Ариадна Теймуразовна сама поднялась ей навстречу, раскрыв объятия.
– Мой сын столько много хорошего говорил о тебе, моя девочка, что отныне ты мне почти как дочь, – прочувствованно произнесла она и обняла Надежду.
Девушка облегченно перевела дыхание и сморгнула слезу. Все было как в волшебном сне. Затем ее стали знакомить с собравшимися в гостиной людьми. Надежда улыбалась, здоровалась, называла себя и с ужасом понимала, что непривычные имена тут же вылетают из ее головы. Время от времени она испуганно оглядывалась на Ладошу, но ему было не до нее – настолько плотно его обступили родственники и близкие друзья дома. А тут еще детям вскоре надоело вести себя чинно, и они с веселыми криками устроили беготню, усиливая шум, от которого у Надежды голова шла кругом.
Хотя Ариадна Теймуразовна с самого начала предложила «из уважения к столичной гостье» говорить только по-русски, с каждой минутой вокруг все чаще и чаще стала звучать гортанная грузинская речь. Даже у Ладоши вдруг прорезался такой сильный акцент, которого в Москве за ним не наблюдалось.
«Странно, – подумала Надежда, ловя себя на том, что и сама уже произносит многие слова по-иному. – Оказывается, грузинский акцент заразителен». Ей вспомнились их соседи Шаймердьяновы, татары по национальности. И родители, и трое детей, прекрасно владея родным языком, говорили по-русски совершенно чисто. По речи нельзя было определить, какого они роду-племени, тогда как грузины словно были не в силах избавиться от родного выговора…
«А вот если бы Ладоша был шпионом и его заслали бы, предположим, в Англию, как бы он тогда…»
Но додумать эту увлекательную мысль до конца Надежда не успела – всех позвали к столу. И тут ее поджидало неожиданное разочарование. Оказывается, все грузинские деликатесы, которые она так старательно, соблюдая все наставления поваренных книг, готовила у себя дома, не шли ни в какое сравнение с тем, чем сейчас потчевали гостей. По внешнему виду блюда были очень похожи, а по вкусу – нет. Скорее всего, суть заключалась в пряных травах, выращенных под южным солнцем и сорванных только что, в парном мясе, выбранном с тонким знанием дела, и в волшебном «петушином» слове, которое любая настоящая хозяйка знает, да не каждому скажет.
Надежде уделяли много внимания, за ее здоровье пили, ей улыбались. Она ни секунды не оставалась предоставленной самой себе. Это утомляло, но и наводило на мысль, что с простой гостьей так бы носиться никогда не стали.
А под конец застолья запели. Правда, только мужчины. Надежда была потрясена слаженностью и многозвучностью этого пения. Она заслушалась и, даже не имея музыкального образования, сумела по достоинству оценить пение.
– Ладоша, можно подумать, будто все твои родственники из одного профессионального хора, – еле слышно произнесла она, когда представилась возможность.
– Ну, у нас все так поют, – гордо ответил Ладо.
– Но это же очень трудно, наверное?
– Для грузина нет ничего трудного, – усмехнулся он. – А петь в унисон у нас считается постыдным.
Надежда притихла, вся во власти волнующего ощущения: пройдет совсем немного времени, и она станет членом такого необыкновенного, замечательного семейства. Что называется, в прямом смысле из грязи да в князи. Но выходит, и она чего-то да стоит, раз Ариадна Теймуразовна, явная глава рода после смерти своего супруга, сразу же назвала ее дочкой. Теперь бы только не разочаровать будущих родственников, оказаться на высоте положения…
Правда, ближе к вечеру, когда часть гостей стала расходиться, а часть отправилась наверх, видимо в приготовленные для них комнаты, случилась небольшая заминка. Хозяйка дома подошла к Надежде и сказала, улыбаясь совсем по-родственному:
– Наденька, дорогая, надеюсь, ты поймешь нас. Вы с Ладо для всех только коллеги по работе. Мне будет неудобно перед родными и соседями, если ты останешься ночевать у нас дома…
Надежда растерялась.
– Но как же тогда быть? – промямлила она.
– Не волнуйся, моя девочка. Ты будешь жить у Мальвины, моей старшей дочери. Она замужем, у нее дети, так что никто не сможет сказать про них ничего предосудительного. Хорошо?
Надежда неопределенно пожала плечами:
– Хорошо, – и оглянулась, но Ладо рядом, как назло, не оказалось. Он о чем-то разговаривал, кажется, со своим двоюродным дядей.
Мальвина подошла и выжидающе посмотрела на Надежду. К ним тут же присоединились Ладо и муж Мальвины Нико.
– Ну как, все в порядке? – спросил Ладо, обращаясь ко всем сразу, и Надежда поняла: он в курсе того, что ей придется сейчас уехать с чужими людьми неизвестно куда.
Значит, мама успела с ним переговорить и ее предложение не встретило у Ладоши возражения. Надежде стало обидно. Ведь можно было бы объявить всем, что она его невеста, тогда отпала бы нужда огород городить. Но может, она чего-то недопонимает?..
– Не расстраивайся. Мы все равно каждый день будем вместе, – шепнул ей на ухо Ладо, когда огорченная Надежда садилась в машину, где уже сидели Мальвина – на переднем сиденье, рядом с мужем, – и их дети-двойняшки – на заднем.
Пока ехали по городу, Надежда, чтобы прогнать из сердца чувство растерянности и тревоги, общалась с детьми. Девочка с огромным бантом и в пышном платье трещала без умолку. Ее брат вступал в беседу солидно и с чувством собственного достоинства, время от времени толкая болтушку сестру в бок, если считал, что та говорит лишнее. А вот их родители вели себя не так непосредственно. Очень вежливо, очень любезно, но при этом со странной внутренней напряженностью. Не будь в машине детей, Надежде было бы очень неуютно в их обществе.