— Алекс — не отец ребенка, — громко и четко заявил Диеро, а затем повернулся ко мне.

Одновременно я услышала, как окончательно разрыдалась мать, шумно и победно вздохнула Глоствер, а Алекс явно облегченно пробормотал: «я же говорил»…

Но все это оказалось далеким и не важным.

Как. Такое. Возможно?!

В панике я смотрела лишь на Диеро, что так же с интересом разглядывал меня. Будто искал признаки чего-то на лице. А затем, явно не находя их, вздохнул и отвернулся.

— Но это еще не все. — Громко произнес он, разом прекращая все разговоры.

— Как не все? — встрепенулась Глоствер, от осознания полной и окончательной радости аж раскрасневшись, — проверка прошла, единственный претендент отпал, а значит, адептка может собирать вещи.

Диеро непонимающе посмотрел на ректора.

— Собирать вещи?

— Мы ее исключили, — радостно крякнула корова (парадокс, блин!), и стало понятно, что это она сделала зря.

Диеро выпрямился, и теперь все свое внимание направил на Глоствер. Я в этот момент любовалась его профилем — красив, зараза! Хоть и окончательно размазал мою добродетель своей «проверкой», но не признать мужественный профиль обалденным я не могла.

— Ректор Глоствер, смею заверить, ваше решение поспешно. На каком основании вы исключаете адептку из академии? Она провалила экзамены? Ее оценки ниже допустимого?

— Но ее поведение…

— Полностью соответствует вашему обращению. Адептка Пруд, — взгляд на меня, — действительно в положении не от адепта…

— Корсарка, — быстро подсказала Глоствер.

— …Но то, что у них не было близких отношений — наглая ложь со стороны вашего ученика. А если учесть, что я заметил следы Чар Подчинения…

— Что?!

— …То адептка Пруд не может быть исключена до выяснения всех обстоятельств. На этом ваше «школьное собрание» можно считать закрытым.

Развернувшись, Диеро резко направился к двери, не взирая на поднявшуюся шумиху. Преподаватели уже не шептались, а вовсю спорили о чем-то, а мама кинулась ко мне, спрашивая, что все это значит. Я сама еще не очень въехала, что происходит, поэтому молчала.

— Мистер Диеро! — завопила Глоствер, приподнимая юбку и бросаясь следом, — какие Чары Подчинения?! В моей академии такого не может быть! Что вы собираетесь делать дальше?! Подавать жалобы…

Голос, все отдаляясь, затихал. Понимая, что именно там сейчас говорят нечто важное, я отодвинула маму, спрыгнула со стула, и понеслась следом.

В коридоре уже было пусто, но я успела заметить, в какую сторону свернула Глоствер. Найдя ректора и дознавателя за следующим поворотом, застыла в паре шагов, не решаясь прервать беседу.

Но максимально выставила уши, чтоб ничего не пропустить.

— Никаких жалоб до выяснения. Эта история не должна выйти за пределы академии, пока мы все не узнаем. Я сейчас возвращаюсь, чтобы составить командировку. Буду наведываться, и помогать адептке все вспомнить. Выделите время в ее расписании.

— Вы понимаете, что Чары Подчинения — запрещенная магия?! Ну не могли ученики такое провернуть, это им даже не под силу…

— Ваше счастье, что делом сразу заинтересовался я. Простой работник мог этого не заметить, или же сразу подать жалобы, куда нужно. В моих силах сейчас помочь адептке, и заодно вам. Так что советую попридержать свои личные чувства, и постараться дать мне как можно больше информации.

Глоствер закивала, бросая короткий взгляд на меня. Диеро развернулся, будто только сейчас заметил мою фигуру.

— Вы можете продолжать занятия, — впервые обратился ко мне мужчина, — но прежде, ответьте — за последнее время у вас случались провалы в памяти? Может, какой-то вечер словно вырван из жизни… Или ночь?

Я передернула плечами, не понимая, намек ли это.

— Ночью я, знаете ли, сплю. Так что понятия не имею, были ли провалы в то время. А вот вечером — да, был один.

— При каких обстоятельствах?

«Мой парень поцеловал тупую Флегму, а я застукала их в туалете. С горя впервые в жизни напилась, и ничегошеньки не помню».

— Отмечали с ребятами выигрыш в соревновании.

— И хорошо… Отметили? — поторопил меня Диеро, так как я замолчала.

— Нормально. — Клянусь, я будто видела, как в уголках жестких губ залегла улыбка! — Но что делала остаток вечера, не помню. Проснулась утром в своей постели в академии. Это все.

Глоствер стояла бледней белоснежной колонны рядом, а Диеро задумчиво кивнул.

— Есть, откуда начинать работать.

Не понимая, как относится к этим словам, я уставилась на ректора.

— Повезло вам, адептка Пруд. Как и всегда.

Серьезно? Вот прям серьезно?! Я беременна непонятно от кого, и к тому же, не по своей воле! Да я в жизни не хотела заводить детей, не окончив учебу… Я вообще детей не хотела!

— У вас странное понятие о везении, ректор, — процедила я, — но как же мне дальше… Учиться?

— Ну, с этим проблем нет, подстроим расписание. А вот потом… После академии. Видимо, тоже решите поселиться здесь с ребенком, как ваша мама когда-то? Готовить место еще одной медсестры?

Нет! Никогда в жизни! Да я себе скорее ладонь откушу, чем повторю судьбу своей матери…

— Я уж лучше на панель, как вы всегда пророчили, ректор, — невинно хлопнула глазами, и только потом вспомнила, что мы не одни.

Глоствер, видимо, тоже об этом подзабыла, так как подскочила от легкого смешка Диеро.

— Поверьте, у нас не все студенты такие! Только эта…

— Выскочка, — кивнул Диеро, разом разрушая весь своей супер-образ у меня в голове, — адептка Пруд, можно вас на пару слов?

Он галантно присел, подставляя мне локоть, и от неожиданности я вцепилась в него, как в спасательный круг. Глоствер приподняла тонкие брови, но комментировать не стала.

— Дайте знать, когда решите появиться здесь в следующий раз, — лишь обронила ректор, возвращаясь в своей кабинет.

— Всенепременно, — кивнул Диеро, и я услышала легкие смешки в его голосе.

— Что вы хотели обсудить? — спросила, когда мы остались вдвоем.

Моя рука все еще покоилась на его локте, но идти мы никуда не спешили. Разжав кисть, я мигом убрала ладонь, чтобы перестать выглядеть глупо.

— Почему Глоствер вас так… Выделяет? — неожиданно спросил Диеро, посмотрев на свой пустой локоть.

— Вы хотели сказать — ненавидит? Не знаю, это еще с детства. Я росла довольно шумным ребенком, часто крушила что-то в академии…

— При чем тут ваше детство и академия? Сюда поступают лишь в пятнадцать.