Провожу рукой под мышкой. Пуля прошла по касательной, не задев даже бронежилет, только пропорола спецуру.

– Нет, я в порядке. Как там Олег?

– Не знаю, – хмуро пожимает плечами Валера, – его уже в больницу увезли.

Вместе смотрим на труп в углу.

– Наручниками приковали. И кто знал, что эта дура с ними заодно? Ну и косяк, мля!

– М-да, косяк… – вздохнул Истомин, – а у того типа какой-то супер-пуперброник надет. По нему в упор лупят, а ему хоть бы хны. «Зарей» ошеломили, так он к нам улетел.

В комнату врывается подполковник Белкин. Перескакивая через разбросанные вещи, он подходит к телу девушки.

– Мать-перемать! – произносит он свою любимую поговорку. – И какого хэ её тут наручниками к батарее пристегнули?

Затем, присев, внимательно осматривает осколки под окном и говорит в рацию:

– Шамаров, пошукай-ка внизу, с западной стороны, «глаз» упавший поищи.

Оборачивается к нам.

– Тот верзила на весь подъезд орал, что закопает какого-то там «Вяза».

– Того верзилу, – поясняю я, – зовут Громин Максим Викторович. Мы в одной школе учились.

– Ясно, – Белкин поднялся, – в рапорте все изложишь. Супермены, мать-перемать!

– Пойдём, Серёга, – подал мне руку Истомин, – вечером в «Погребке» посидим, снимем стресс. Хороший же у тебя выдался последний день перед отпуском.

– Да уж.

У ПАЗика собрались все бойцы, но в салон не входили. Сняв шлемы и расстегнувшись, тихо переговаривались между собой:

– Что про Олега слышно?

– Как там он?

– Жив?

Рядом туда-сюда ходил Белкин, разговаривая с кем-то по мобиле.

– И что? – подполковник резко остановился, а мы затихли. Он мрачно выслушал кого-то, затем спросил тихо:

– Какая нужна? Понятно.

Выругался, при этом обозвав «нерадивых» медиков, заменив первую букву.

– Ну почему всегда так погано в неподходящий момент? – выругался командир. – Вечно чего-то не хватает!

Белкин обвёл нас взглядом.

– Значит так, мужики. Жихарев в тяжелом состоянии. Дико звучит, но срочно нужна кровь четвёртой группы.

Поднимаю руку.

– У меня четвёртая.

– У меня, – махнул Легких.

– И у меня, – сказал Любшин. – Сдадим сколько надо.

По странному совпадению, в нашей четвёрке у всех оказалась одинаковая группа крови.

Заверещал телефон Белкина. Он так озлобленно нажал на кнопку, что чуть не сломал мобилу пополам.

– Да! Что?

Затем внимательно выслушал, а мы так же внимательно смотрели. Может, что новое про Олега?

– Понял, едем. – Нажав отбой, подполковник сплюнул. – Так, мужики, в аэропорту захват. Легких и Любшин в больницу, сдавать кровь, Вязов…

Он взглянул мне в глаза.

– Серёга, всё будет путём. Ты нужен здесь.

Легких и Любшину наказали звонить и сообщать о состоянии Олега, а сами загрузились в автобус, где Белкин сразу стал давать предварительную вводную:

– Итак, мы имеем захват самолёта. Тип борта – сто пятьдесят четвёртая «тушка». Террористы требуют деньги, водку и «бла-бла-бла», как всегда, а также свободный коридор до Ирана, мать-перемать! Придурки. Грозят взорвать борт, хотя вряд ли у них есть ве-ве. Началось всё в момент прихода пилотов, но там террористам обломилось – летуны успели запрыгнуть в кабину и закрыть дверь. Пилоты передали о двух террористах, но не факт что их только двое, так же возможны «тихушники» среди пассажиров. Борт откатили с глаз долой на дальнюю стоянку. Это пока всё, остальное на месте.

Кто-то спросил из глубины салона:

– Но почему именно мы?

– Да потому, что мы единственная группа в городе на данный момент, прошедшая курс по освобождению самолетов. Ещё вопросы?

Вопросов больше не задавали. Ехали молча, чего давно не было. Каждый думал о своём. Я, из-за этой неожиданной встречи, вспоминал своё «боевое» детство. Как раз после седьмого класса я и начал активно заниматься спортом и, можно так сказать, что «Громозека» со товарищи и дали такой толчок. Собирался стать военным, как отец, и стал им.

А вчера опять звонил мой друг, Савин Олег. С ним я с первого по десятый класс сидел за одной партой. Он, не знаю в который раз, интересовался – когда я снизойду до того, что наконец выполню обещание и появлюсь на встрече выпускников, и так пропустил уже кучу «сборищ». А я что могу сделать? В отпуск не отпускают. Второй год без него, родимого. Мало того, мы уже полгода находимся на казарменном положении.

Но вчера мой рапорт наконец подписали, с завтрашнего дня я в отпуске. Только последний день больно уж динамичный выдался.

* * *

Самолёт стоял на самой дальней стоянке. На самом краю летного поля маячили многочисленные пожарные машины. Белкин выпрыгнул из автобуса и сразу заорал, показывая на пожарные расчёты:

– Убрать с глаз долой. Пусть будут поблизости, но не на виду.

Обернулся к высаживающимся бойцам.

– Всем приготовиться, Вязов со мной.

– Николаич, я-то зачем тебе в штабе?

– Будешь за моего зама, раз остался без группы.

Прошли к одноэтажному кирпичному зданию, ощетинившемуся множеством антенн. В комнате, уставленной аппаратурой, у большого стола сгруппировались люди, очевидно, входящие в «Штаб».

Командир сразу представился:

– Подполковник Белкин. Новости есть?

– Требуют немедленного вылета, – доложил седой майор, – иначе взорвут самолет. Тянем время, как можем.

– Сколько пассажиров на борту?

– Сто семьдесят два. Есть дети, их пятнадцать. Уже получены все данные о пассажирах. Мы поговорили с пилотами и по описанию нападавших определили двоих. Вот их данные.

Мы склонились над снимками, сделанными с камер видеонаблюдения. На фото стояли типичные европейцы. Данные регистрации подтверждали – русские они.

– Внимание! – крикнул наблюдатель. – Открылась дверь.

Мы приникли к окнам. Из передней двери самолета выкинули какой-то предмет. Он покатился по бетонке, и вдруг…

Бабах!

– Мать-перемать! Как могли пронести в самолёт взрывчатку?

Белкин повернулся к техникам.

– Связь с бортом есть?

– Да, пилоты на связи.

Подполковник взял трубку.

– Говорит подполковник Белкин, с кем я говорю?

– Командир корабля пилот пе-ка Астанычев.