Подходя к дому, Макиавелли обвел взором проступивший в тусклых лучах заката далекий силуэт огромного купола флорентийского собора — одного из архитектурных шедевров всех времен. Немногим более года назад Никколо, будучи одним из влиятельных политиков Флоренции, искусно и находчиво решал важнейшие задачи, стоявшие перед республикой. Возвращение Медичи положило конец его карьере, и богиня Фортуна от него отвернулась. Некогда высокопоставленный Макиавелли сначала лишился должности и попал под подозрение новых властей из-за связи с предыдущим правителем, а затем впутался в заговор против Медичи, был арестован и подвергнут пыткам.

Никколо еще не забыл пережитое на дыбе (strappado) и потому не решался возвращаться во Флоренцию, пока все не уляжется. Однажды он вернется и непременно отыщет бывших коллег по республиканскому правительству, хотя это и опасно, поскольку правящее семейство всегда усматривало за подобными встречами заговор против себя. К счастью и вопреки вынужденному изгнанию, Макиавелли все же научился следить за происходящим во Флоренции, узнавая новости от курьеров и путешественников, ежедневно проезжавших через Сант-Андреа по дороге на юг. В подходящий момент он вернется во Флоренцию, но прежде завершит одно дело, которое, как он надеялся, поможет ему завоевать благосклонность Медичи.

Никколо вошел в дом и направился в свои покои. Одежда его запылилась и перепачкалась: весь день он гулял по полям и сидел в таверне на засаленных скамьях. В таких одеждах не пристало встречаться с теми, кто ежевечерне принимал его, как подобает принимать человека его положения и ума. Аккуратно облачившись в судейскую мантию, Никколо уселся за письменный стол. Ему не было одиноко, ибо в здесь, в этой же комнате, он постоянно ощущал присутствие великих мужей Античности. Никколо часто представлял себе, как беседует с ними, внимая их учтивым ответам на его многочисленные вопросы. Они неизменно подпитывали вдохновение Никколо, пока он сочинял трактат, который собирался посвятить брату папы римского Льва X, Джулиано де Медичи. Окинув взглядом разбросанные по столу записи, он взялся за перо. Древние обладали несравненной мудростью, но и современными авторами не стоило пренебрегать. Что ж, великий дядюшка этого церковника наверняка знал, как устроено государство, жаль вот только, что его родственник доставлял людям так много хлопот. Письма, которыми Никколо годами обменивался со своим другом Франческо Веттори, можно было сократить и вставить в сочинение, и он изо всех сил надеялся, что ему удастся использовать близкое знакомство Веттори с Медичи. Что же до личного опыта, то он мог послужить заветным кладезем в работе над книгой, которая укажет избранному читателю на то, сколь неразумно было пренебрегать столь ценным человеком, коим является ее автор.

Обмакнув перо в чернильницу, Никколо принялся заполнять чистый лист словами. Теперь ему потребуется всего шесть недель, чтобы закончить рукопись «Государя», а затем представить ее новым правителям Флоренции.

Никколо Макиавелли появился на свет 3 мая 1469 года, став наследником прославленной, хотя и отнюдь не влиятельной семьи и первенцем сера[2] Бернардо и донны Бартоломеа де Нелли. Макиавелли, чей род, как говорили, восходил к правителям Монтеспертоли, именовался в честь некоего предка Киовелло, что значит «гвоздь», хотя в начале XIV века они также звались Анджолини. На гербе Анджолини, равно как и на гербе исконных Макиавелли, был изображен простой синий крест на белом фоне; позднее к кресту добавились четыре гвоздя — mali clavelli, то есть «гибельные гвозди» страстей Христовых.

Семья Макиавелли с незапамятных времен была связана с руководством Флоренции и подарила городу нескольких выдающихся политиков. Бонинсенья Анджолини будут помнить благодаря романисту Франко Саккетти не только как «мудрого и знаменитого горожанина», но и из-за забавного случая, не раз упомянутого Саккетти. Писатель повествует о том, как во время одного из публичных выступлений Бонинсенья то и дело мерещились на стене разные комические фигуры; и далее Саккетти напоминает читателю о том, как важно сохранять сосредоточенность. И вправду были занятия, которым флорентийцы предавались со всей страстью.

Первейшим из них было превозношение себя и своего семейства в глазах других. Абсолютно все, будь то стяжательство, женитьба или меценатство, служило подъему авторитета, собственного либо семейного.

Главный изъян рода Макиавелли, несмотря на его выдающихся представителей, заключался в его малочисленности. Хуже того, к XV веку род оттеснили на периферию флорентийской политики. Связь между властью и крупными семействами была для всех очевидна, поскольку брак означал союз и, следовательно, увеличивал вероятность того, что удастся стабильно извлекать выгоду из занимаемых постов. Во Флоренции многочисленные родственные связи могли стать преимуществом, потому что позволяли создать обширную сеть влияния, однако не менее важную роль играли и другие факторы. Семейные кланы, соседствующие с Макиавелли, такие как Гвиччардини, Ридольфи, Питти, тоже не отличались многочисленностью, что, однако, возмещалось их политическим могуществом. Зажиточность, умение налаживать личные связи и вовремя перебегать на нужную сторону не только почитались, но и служили залогом высокого положения в обществе, в отличие от жизни в изгнании, а иногда и безвременной кончины.

К сожалению, большинство выходцев из рода Макиавелли не имели ни богатства, ни достаточной власти, чтобы породниться с какой-либо аристократической семьей. Характерным примером была и матушка нашего Никколо. Семейство Нелли до самого исчезновения хвастало несколькими priori delle arti (приорами, или членами Синьории[3]). Более того, подобно всем флорентийским семействам скромного достатка, Макиавелли веками неизменно страдали от превратностей политического климата в городе. Джироламо Макиавелли впоследствии прославится, став героем Флорентийской республики: в 1494 году он помешал Козимо де Медичи злоупотребить властью, за что был изгнан и позже безвременно скончался (причем запомнился он даже лучше, чем Джиандоне, которого в середине XIV века за подкуп нотариуса выслали как обыкновенного преступника, заочно приговорив к смертной казни). Другая и более состоятельная ветвь рода, по-видимому, тяготела к клану Медичи, и в результате добилась более высокого положения в обществе и политического влияния. И хотя одному из Макиавелли впоследствии суждено было оказаться в числе тех, кто в 1532 году окончательно уничтожит Флорентийскую республику, все остальные представители рода будут противостоять Медичи и страдать от последствий своих поступков. Личные предпочтения определенным образом влияли на выбор политических союзников, но и сами союзники следовали правилу, общему для всех флорентийских кланов: никогда не собирать всех родственников под одни знамена. В мире, где выживание зависело не только от биологических факторов, каждый флорентиец считал крайне важным сохранить уверенность в том, что кто-то из семьи мог объединиться с вероятным победителем.