Вот Перрин и старался обходить молодых забияк, а запахи, ударявшие в нос, были столь сильны, что забивали запах духов. Потому-то он и проглядел появление Берелейн, которая подобралась к нему чуть ли не вплотную. Ну, сказать по правде, по коридору она не шла, а скользила, точно лебедь по глади пруда, но Перрину показалось, будто она накинулась на него.

Само собой, говорил он с ней только о Фэйли да о том, что надо все это прекратить. Однако Первенствующая лишь посмеивалась и поглаживала его по щеке, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь. Всякий раз, когда рука Берелейн тянулась к нему, Перрин отдергивался, но как назло в последний раз он не успел отдернуться именно в тот миг, когда из-за угла появилась Фэйли. Которая, разумеется, вообразила, будто отдернулся он исключительно из-за ее появления. Без малейшего замешательства Фэйли повернулась на каблуках и, не ускорив и не замедлив шага, двинулась в обратном направлении.

Перрин нагнал ее и зашагал рядом. Говорить он не решался — ведь кругом были люди. С лица Фэйли не сходила приятная улыбка, но колючий, очень колючий запах предвещал недоброе.

— Это не то, о чем ты подумала, — промолвил он, как только за ними закрылась дверь. Фэйли не сказала ни слова, лишь приподняла брови в немом вопросе. — Ну, Берелейн… она погладила меня по щеке… — Попрежнему улыбаясь, Фэйли сдвинула брови, колючий запах стал еще резче, среди колючек проглянул гнев. — Она сама, Фэйли. Подошла и погладила… Я тут ни при чем… — Фэйли смотрела на него молча. Наверное, ждала — но чего? Горло у Перрина перехватило, словно на шее петлю затягивали, а похожее в разговоре с Фэйли происходило частенько. — Фэйли, мне жаль, что так вышло, — пробормотал он, не придумав ничего лучшего.

— Ясно, — ответила она без всякого выражения и выплыла из комнаты.

Итак, он опять дал маху, хотя и не понял, в чем именно. А еще извинялся, хотя извиняться было вовсе не за что.

В тот же день Перрин слышал, как Байн обсуждала с Чиад, не помочь ли им Фэйли поколотить его. Ничего себе! Непонятно, Фэйли такое придумала или нет,

— она была в ярости, но неужели настолько? Однако у Перрина закралось подозрение, что Байн с Чиад нарочно говорили так, чтобы он услышал, и это рассердило его. Стало быть, Фэйли обсуждает с этой парочкой семейные дела, касающиеся только их двоих! Возможно, она откровенничает с ними не только насчет своих глупых подозрений. В довершение ко всему, на ночь, несмотря на жару, Фэйли натянула толстенную сорочку, а когда Перрин потянулся поцеловать ее в щеку, пробормотала, что устала за день, и повернулась к нему спиной. Запах ярости был острее бритвы.

Этот запах не давал Перрину заснуть, и чем дольше он лежал, уставясь в темноте в потолок, тем больше сердился сам. Почему она так поступает? Разве она не видит, что он любит ее и только ее? Разве он виноват в том, что какая-то глупая женщина сдуру захотела с ним пофлиртовать? Он даже подумывал о том, чтобы отшлепать Фэйли, — глядишь, блажь и улетучится, — но не решился. Как-то раз он задал ей трепку, однако повторять это не хотел: сама мысль о том, чтобы причинить Фэйли боль, была ему неприятна. Он хотел жить с ней в любви и согласии. Только с ней одной.

В конце концов, когда в окнах забрезжил серый свет утра шестого дня их пребывания в Кайриэне, он решил на время исчезнуть с глаз Берелейн. В Твердыне она флиртовала с доброй дюжиной мужчин, и если сейчас почему-то остановила свой выбор на нем, это еще не значит, что ее увлечение продлится долго. Не видя его, Первенствующая быстро найдет себе новую жертву, и тогда Фэйли успокоится. Всего-то и, дел.

Поднявшись поутру, Перрин позавтракал в обществе Лойала и проводил огир в библиотеку, где уже сидела стройная Айз Седай, — Лойал говорил, что она проводит здесь целые дни. Там Перрин учуял Гаула и предложил айильцу поохотиться. Засуха сделала свое дело, и дичи за городом попадалось не много, но Перрин с его чутьем мог отыскать добычу где угодно. Он так и не натянул ни разу тетивы, но не хотел возвращаться в город до тех пор, пока Гаул не поинтересовался, уж не намерены ли они при лунном свете охотиться на летучих мышей. Порой Перрин забывал, что не каждый способен видеть в темноте. На следующий день он снова задержался на охоте до сумерек. И так каждый день.

План казался Перрину весьма действенным и простым, однако с самого начала все пошло не так. В первый же вечер, когда с луком на плече и приятной усталостью во всем теле он возвращался во дворец, лишь случайный порыв ветерка, донесший запах духов от главного входа, уберег его от встречи с Берелейн. Ему пришлось пробираться через заднюю дверь, предназначенную для прислуги, — еле достучался, чтобы открыли. На следующий вечер Берелейн караулила в коридоре перед его комнатами — в результате полночи он прятался за углом. Каждый вечер она поджидала его, хотя никто бы не поверил в случайность подобной встречи, когда во дворце спят почти все, кроме считанных слуг. Нет, это настоящее безумие! Что она к нему-то прицепилась? И всякий раз, когда он с сапогами в руках прокрадывался наконец в спальню, Фэйли уже спала. В этой проклятой толстой ночной рубашке. На седьмую бессонную ночь Перрин готов был признать, что ошибся, хотя и не понимал в чем. Все казалось так просто — ему и надо-то было услышать от Фэйли хоть словечко. Намек на то, чего она, собственно, добивается. Но слышал он лишь скрежет собственных зубов в темноте.

На десятый день Ранду доставили очередную просьбу Койрен об аудиенции — столь же любезную, как и все предыдущие. Некоторое время он вертел послание в руках и размышлял. Точно сказать, далеко ли Аланна, он не мог, но если сравнить сегодняшнее ощущение с тем, что было в первый день, ей впору находиться на полпути к Кайриэну. Коли так, Мерана времени не теряет — на это он и рассчитывал. Тогда как на раскаяние не надеялся — Айз Седай всегда Айз Седай. Если нынешняя скорость сохранится, а судя по всему, так оно и будет, салидарских сестер можно ждать дней через десять. За это время он успеет встретиться с Койрен еще дважды; таким образом каждому посольству будет дано по три аудиенции. Пусть Мерана, когда приедет, узнает об этом и призадумается. Пусть считает, что для него Салидар и Белая Башня равны. Ей незачем знать, что он скорее сунет руку в ров со змеями, чем позволит себе хоть бы приблизиться к Башне, особенно пока на Престоле Амерлин восседает Элайда. Он готов съесть свои сапоги, если через десять дней после прибытия Мерана не предложит ему поддержку Салидара безо всяких там глупостей насчет их руководства и наставлений. Тогда наконец можно будет заняться Саммаэлем.

Ранд взялся за перо. Он писал Койрен, что завтра пополудни она может посетить Солнечный Дворец в сопровождении двух сестер, тогда как Льюс Тэррин принялся возбужденно бубнить. Да, Саммаэль. Убей его, на сей раз убей. Демандреда, Саммаэля — всех. Теперь им конец. Я убью их.

Ранд его почти не слышал.

Ранд позволял Сулин помогать ему одеваться по той простой причине, что обойтись без ее услуг он мог, разве что отобрав кафтан силой. Она же, как обычно, не замечала, где находятся его руки, и ему приходилось выплясывать посреди спальни, пытаясь угодить в рукава. В голове Ранда звучал ликующий смех Льюса Тэрина. Саммаэль, о да, но сперва Демандред. Прежде всего я избавлюсь от него. О да! А потом — Саммаэль. Будь у Льюса Тэрина руки, он, наверное, потирал бы их от восторга. Ранду оставалось одно — не обращать внимания.