Луиза сжала руку племянника, а затем вышла из кухни, оставив его наедине с молоком, печеньем и раздумьями.

— Тебе чего‑нибудь принести? — спросила Эмбер.

Харриет покачала головой.

— Нет, спасибо.

— Ты ничего не ела.

— Знаю. Просто мне не хочется.

— Не переживай, Эмбер, — заявила Эмилия, входя в гостиную. — Зато мы с Алекс едим за четверых. Твой пирог с брокколи был особенно хорош. Может, испечешь еще один? — Она повернулась к Харриет: — Как поживает твой отец?

— Все так же. Он уже неделю в больнице, и ему там не нравится. Папа понятия не имеет, почему его туда отвезли и почему не разрешают вставать с постели. Чем раньше он вернется в пансионат, тем лучше.

— Твои сестры приезжали снова в больницу?

Харриет поморщилась.

— Какая же я дура! Когда увидела их там, решила, что все может измениться, что они захотят участвовать в жизни папы, особенно после того, как я заверила их, что больше не буду просить денег. Но на их лицах было написано отвращение… Их собственный отец был им противен. Все эти годы я полагала, что однажды мы снова сможем стать семьей. Но теперь, думаю, не смогу простить их за отказ от папы.

Эмбер сочувственно сжала руку Харриет и отправилась на кухню, по пути бормоча что‑то о новом рецепте пирога.

Эмилия на пару мгновений застыла, ее выразительные глаза потемнели от горя.

— Не позволяй себе терзаться этим, Харриет. Отношения в семьях порой бывают очень сложными. Вот почему я бесконечно благодарна судьбе за то, что мы повстречали друг друга.

— Я тоже, — заверила ее Харриет. — Ты, Эмбер и Александра мне как сестры, которых я сама себе выбрала, и я понимаю, как мне повезло.

Эмбер вернулась в гостиную с подносом, на котором стояли чашки, чайник и тарелки с пирожными.

К тому времени, когда чай был разлит по чашкам, домой вернулась Александра и присоединилась к компании.

Харриет, обведя взглядом своих подруг, почувствовала, что оптимизм снова потихоньку возвращается к ней. Последние несколько лет были для них нелегкими, но все же будущее обнадеживало. Воодушевленная этой мыслью, она выпила пару глотков чаю и съела кусочек торта.

— Итак, — заявила Эмилия, отодвигая свою тарелку. — Харриет, ты ничего не хочешь нам рассказать о своей поездке в Бразилию? Твой отец уже вне опасности, но у тебя по‑прежнему нет аппетита, тебя мучает бессонница. У нас маленький дом, и мы невольно все подмечаем. Просто нам нужно знать, все ли у тебя в порядке.

— У меня все хорошо, — выдавила Харриет.

— Что‑то случилось между тобой и Деанджело?

— Да.

— Я так и знала! — заявила Эмбер.

— О, Харриет, хочешь, мы отправимся к дому Деанджело и подожжем его? Потому что, если надо, мы так и поступим! — воскликнула Александра, которая могла быть страшной в гневе.

— Не надо. Я в порядке. По крайней мере, скоро буду.

— Ты влюбилась в него! — сказала Эмилия.

— Да она всегда была в него влюблена, — уточнила Александра и накрыла рукой руку Харриет. — Просто это дошло до нее только сейчас.

— А он тебя любит? — поинтересовалась Эмбер.

— Нет. Хотя мог бы. Думаю, что у него есть чувства ко мне. Я знаю, что я ему небезразлична, но Деанджело не знает, как это — любить кого‑то. Он боится, и я его понимаю. Я чувствую то же самое.

— Ты заслуживаешь большего, — гневно произнесла Эмилия.

— Да, но и он тоже. Я просто хотела бы знать, как достучаться до его сердца. Я пыталась. Я правда пыталась это сделать, Эм!

— В таком случае он — просто дурак, несмотря на все свои миллиарды.

— Может быть, — согласилась Харриет.

Но сколько бы она ни пыталась убедить своих подруг, что с ней все в порядке, перед глазами по‑прежнему стоял Деанджело — высокий, гордый, неукротимый и такой одинокий…

Перед глазами Деанджело неотступно стоял образ Харриет, уходящей прочь с написанным на лице разочарованием. Как смело она заявила ему о своей любви, хотя боялась быть отвергнутой! А он подвел ее так же, как подвел свою мать.

И ради чего? Ради мести. Деанджело хотел разрушить жизнь семьи Каэтанос за то, что они сломали жизнь ему. Но в результате он так и не сделал этого. Просто не смог.

Да, он по‑прежнему остается мажоритарным акционером, но отели Каэтаносов продолжают функционировать. Теперь ими будет управлять компания «Эйон». Братья и сестра Деанджело больше не смогут получать прибыль или продавать свои акции кому‑либо, кроме него. Но при этом они не останутся без гроша в кармане, хотя им и придется жить на меньшие дивиденды, пока отели не будут полностью реконструированы. Деанджело даже предложил своим племянникам и племянницам устроиться работать в «Эйон», если они того пожелают.

Почему он так поступил? Уж точно не ради братьев и сестры. Он сделал это для Харриет и для своей матери.

Это была длинная неделя. Самая длинная, самая тяжелая со дня смерти его матери. Ему хватило этой недели, чтобы заглянуть в самые темные глубины своей души и возненавидеть то, что он там увидел. Хватит жить, отгородившись от всего мира!

И если окажется, что уже слишком поздно пытаться вернуть Харриет… Нет, эта мысль казалась Деанджело невыносимой.

Он посмотрел в иллюминатор, за которым было темно. Обычно он любил эти часы, которые проводил в одиночестве в своем самолете, возвращаясь в город, который завоевал. Однако сегодня Деанджело ощущал боль и тоску. Тоску по грязным, шумным, запруженным улицам Рио и людям, которые там жили.

Но Харриет в Лондоне — значит, именно там он и должен сейчас быть.

Приземлившись в Англии и пройдя все обычные утомительные процедуры в аэропорту, Деанджело сел в уже дожидавшуюся его машину и отправился в Челси, заехав по пути на цветочный рынок.

Когда водитель припарковался перед агентством «Счастливы навсегда», Деанджело вышел из автомобиля, прошагал к свежевыкрашенной двери таунхауса и нажал кнопку звонка. Долго ждать не пришлось — ему открыла высокая элегантная женщина. На ее красивом лице отразилось изумление, смешанное с тревогой.

— Привет… — Деанджело порылся в памяти. Кажется, в «Эйон» эта особа работала в отделе по связям с общественностью… Как там ее звали? Александра?

— Привет, Александра. Харриет здесь?

— Я посмотрю, хочет ли она вас видеть, — прозвучало в ответ, и дверь захлопнулась перед его носом.

Деанджело удивленно моргнул. Давненько его не заставляли ждать за порогом.

Через несколько минут дверь снова открылась, за ней стояла другая женщина, с таким же шокированным и обеспокоенным выражением лица, как и у предыдущей.