Японец некоторое время смотрел в спину улепетывающей Эфросинье, затем, не сказав зятю ни слова, последовал за ним в лавку и поднялся по винтовой лестнице к себе в апартаменты.

— Месье Легри, эта восхитительная комедийная сценка заставила меня вспомнить извечный вопрос Верлена: «Такая ли уж важная и серьезная штука жизнь?» Буду почаще к вам наведываться! — С этими словами Рауль Перо раскланялся с Виктором и, выходя из лавки, кивнул Жозефу: — Не забудьте о моих книгах, месье Пиньо. Вы знаете, где меня найти — под сенью Бельфорского льва!

Виктор беспокойно побарабанил пальцами по голове гипсового Мольера на каминном колпаке.

— Ну вот, я был прав — моего скрипача отравили! — удовлетворенно заявил Жозеф.

— Боюсь, как бы комиссар Перо не пронюхал, что мы были в Катакомбах…

— Нервы у вас ни к черту! Впадаете в черную меланхолию, едва запахнет жареным. Взбодритесь же — весна на дворе, жизнь прекрасна!.. А я ведь сразу почуял: труп у Монпарнасского кладбища неспроста оказался! Глядите, что я вырезал из «Пасспарту» еще до того, как комиссар Перо рассказал про скрипача!

Виктор пробежал взглядом заметку и пожал плечами:

— С чего вы взяли, что это именно тот скрипач? К тому же месье Перо прав: наверняка он сам упал, потому что был пьян, и разбил голову.

— Это еще надо выяснить. И я готов побиться об заклад, что речь идет о Жоашене. Так что будем делать?

— Ничего. Забудем об этом.

— Ушам своим не верю!

— Я обещал Таша никогда больше не затевать расследований. Это слишком опасное развлечение… А вы между прочим то же самое пообещали Айрис. Кроме того, я намерен посвятить все свое свободное время фоторепортажу о ярмарочных праздниках.

— Браво! С такой темой вам прямая дорога на выставку в престижную фотогалерею!

— Не надо иронизировать. Мне наплевать на славу и награды. Я хочу запечатлеть поэзию улиц — ни больше и не меньше. Пусть публика недоумевает и возмущается, оттого что ей показывают сцены из обычной современной жизни, пусть меня не воспринимают как художника — я хочу сохранить на фотографиях явления, которые уходят в прошлое.

— Стало быть, от расследования вы отказываетесь? — покачал головой Жозеф. — Но к чему это вас обязывает? Ладно, предлагаю вот что: я уступаю вам честь первооткрывателя — вам всего-то и нужно еще разок побеседовать с вашей соблазнительницей Эдокси Максимовой, а дальше я буду действовать один, так уж и быть. Согласны?

Понедельник, 5 апреля

Каждое утро восстанавливать поблекшую в странствованиях по царству сна красоту — занятие утомительное. Необходимо вернуть совершенство коже, укротить непослушные волосы, извести синеву под глазами, возродить румянец на скулах, а затем облачиться в замысловатый наряд — истинный рыцарский доспех, состоящий из корсета, юбок, платья, шляпки и ботов. И не забыть духи, перчатки и веер!

Эдокси Максимова поднялась на рассвете, чтобы своими руками подвергнуть себя череде истязаний, которые в исполнении палача наверняка вызвали бы у нее живейший протест. Приспособлениям из китового уса, увеличивающим округлости фигуры, она предпочитала те, что их скрывают, и затягивала тело в тугую броню, превращаясь в андрогина — своеобразный способ скрывать возраст. Этим и многими другими ухищрениями она собиралась добиться раскаяния от Кэндзи Мори, чья нынешняя холодность шла вразрез с прежними проявлениями пылкой страсти. Он снова должен быть у ее ног. Эдокси была невыносима мысль о том, что в бесчисленном стаде зачарованных самцов, немеющих от восхищения в ее обществе, завелся один равнодушный к ее прелестям. Но главная причина тревог, хотя Эдокси отказывалась признаться в этом самой себе, заключалась в том, что невозмутимый японец, посмевший ее отвергнуть, отныне прочно занял место в ее сердце. Скорее! Протелефонировать ему, а потом со всех ног бежать на улицу Сен-Пер, пока надвигающийся ливень не уничтожил результаты самоотверженного труда, занявшего все утро!

А Кэндзи и не подозревал, какие усилия предпринимаются ради него. Он стоял в тапочках и кальсонах посреди собственной спальни и совершал магические пассы над прямоугольным аппаратом из полированного дерева, пытаясь завести его ключом. Вчера было воскресенье, весь вечер и всю ночь они с Джиной посвятили любовным утехам, и, проснувшись, Кэндзи решил, что утренний туалет его подруги должен проходить под музыку. Из коробки с четырьмя цилиндрами он извлек один наугад, приладил его к грамофону, и когда механизм был запущен, из металлического раструба полился голос примадонны, исполняющей арию из оперы-буффа Cosi fan tutte,[50]— Моцарт, вероятно никак не ожидавший такого применения своим талантам, начал задавать ритм движениям Джины, облачающейся в кремовое кружевное белье.

Волшебство модуляций оперной дивы вдруг нарушил резкий телефонный звонок из прихожей, и Кэндзи бросился туда. Разговор занял всего несколько секунд — японец вернулся в спальню, что-то бормоча сквозь зубы, поспешно натянул брюки, рубашку, накинул сюртук и обулся в штиблеты.

— Клиент звонил? — поинтересовалась Джина.

— Да, что за беспардонность! Я был с ним воплощенная любезность, но придется дать понять этому шельмецу, что нельзя беспокоить меня безнаказанно в столь ранний час. Садитесь завтракать без меня, друг мой, я к вам присоединюсь.

Выйдя на площадку винтовой лестницы, он плотно закрыл за собой дверь бывшей квартиры Виктора.

Эдокси вбежала в книжную лавку, оставив за спиной проливной дождь хлестать вдоль и поперек мостовую.

— Прости, что разбудила тебя звонком, мой микадо, — я боялась застать тебя врасплох, поэтому сочла уместным сначала протелефонировать.

— Я не один, — прошептал Кэндзи.

Посетительница уставилась в потолок и некоторое время прислушивалась к легким шагам на втором этаже, свидетельствовавшим о присутствии женщины. Хозяин заведения, заложив руки за спину, нервно крутил большими пальцами. Вид у него был еще тот — лицо помятое, веки припухли, отчего глаза казались тонкими щелочками, галстук-«бабочка» перекосился. Думал японец об одном: только бы Джина не выглянула в торговый зал — ее столкновения с его бывшей любовницей он не вынесет! К тому же желудок восстал против внезапного вторжения Эдокси, лишившего его скромного утреннего пропитания — чашечки зеленого чая и бисквита без масла.

— Что привело вас сюда в такую рань?

— Хотела сообщить вам о том, что я уезжаю. Повезу бедную Ольгу, мою подругу, на Ривьеру — ей совершенно необходим хороший отдых. Врач прописал ей полный покой. У нее до сих пор случаются приступы тошноты, а какая рвота была в тот день…

— Умоляю, избавьте меня от медицинских подробностей, — поморщился Кэндзи. — С ней стряслось что-то серьезное? Инфлюэнца? — добавил он с показным участием.