— Ну да! — хмыкнул Дубравин. «Досиделся Вовка тут в лесу».

— Тут у меня друг даже завелся. Молодой кабанчик. Гоша я его зову. Ну прямо вылитый Вовка Лумпик, — и Озеров крикнул куда-то в лес: — Гоша!

А в ответ:

— Хрю!

Дубравин шагает по траве вслед за Вовулей. Слушает его рассказы. Сравнивает с прошлым приездом. Думает о своем: «Откуда что у него взялось? Видимо, есть какие-то тонкие нити, гены или что-то еще такое, что определяет интересы и судьбу человека. Вот у них трое в семье. А все такие разные. Галинка одна. Вовуля другой. Младшая вообще чудо огородное.

Кстати, как бы похитрее у него узнать о Галке побольше. Ведь я для этого и приехал. Приму решение. И ошибусь. Может, она живет как кошка с собакой. И меня вспоминает».

Как и все мужчины, он не считал в глубине души себя виноватым. Ну было у них с Людкой. Ну и что. Подумаешь, какое горе. С кем не бывает? Секс — он и есть секс. Дело физиологическое. И из-за этого все погубить. Ну нет! Мнилось ему, дурачку, мальчишке, что замуж выскочила она потому, что хотела ему досадить. Не понимал он еще, что естественное состояние женщины — быть при ком-то. И всей душой и телом она стремится к этому своему состоянию. И если мужчина рвет и мечет, ищет свою половину, то женщина приспосабливается и готова любить того, кто дает ей семью, гнездо, чувство защищенности. Конечно, она выбирает. Но ее конечный выбор всегда ограничен предложением. А потом надо привязать его к себе. Пристроиться. Прилепиться. Угадать его желания.

Для нее близость важнее, чем для мужчины. И рассматривает ее она по-другому.

А уж измена! Это крушение всей жизни. Всех трудов и стараний. Удар по самолюбию.

Топает Дубравин по сырой траве. Идет себе расслабленно. Посвистывает. Вдруг прямо из-под ног выскакивает хитромудрая серая уточка, на которую он чуть не наступает резиновым сапогом. Провожает он ее недоуменным взглядом. Опять прозевал. А Вовуля — тот нет. Мгновение. Ружье в плечо — бах! Готово. Он уже подбегает, подбирает добычу.

«В чем проблема? — думает Александр. — Наверное, нет во мне нужного азарта. Страсти к убийству. А без этого какой же охотник может обойтись?»

Наверное, от этого и ружье у него самое простенькое. Двустволка двенадцатого калибра с простым деревянным прикладом и жесткой отдачей. Дубравин получил ее, когда редакция начала делать бартерные обмены с оружейниками. Можно было завести оружие и помощнее. Нарезной охотничий карабин, например. Но он считал, что и у зверя тоже должен быть шанс.

У Озерова же охотничья жилка заложена где-то глубоко. Судя по всему, в генах. А иначе никак не понять, каким образом мальчишка из интеллигентной семьи может не спать ночами, караулить зверя, выслеживать, топать по лесу десятки километров. И все ради того, чтобы в один прекрасный миг завалить точным выстрелом дичь, а потом со звериной радостью тащить добычу домой.

Тут на тропе наконец и завел Дубравин потихонечку разговор о Вовулиной сестре, о ее житье-бытье. Завел с тайной надеждой.

— Живут складно! — лениво наклоняясь, чтобы подобрать добычу, отвечает Озеров. — Он работает учителем физкультуры. Она художник в ЖЭКе. Квартиры пока нет. У бабушки прописались. Надеются на помощь родителей.

«Вот оно как!» — вздыхает про себя Дубравин. Так поговорили они о Галке. О ее семье. А потом постепенно разговор зашел о других делах. О своих бедах.

— Вот мы тут просидели уже почти два года, — рассказывает Вовуля. — Я с лихвой насобирал материалов на диссертацию. Прошлой зимой ездил в Алма-Ату на факультет. Хотел договориться там, на месте, чтобы взял меня кто-то руководить защитой. Но знаешь, что-то такое в Алма-Ате происходит для меня непонятное. Вроде все свои. Факультет свой. Преподы свои. А когда сунулся… Тот не может. Здоровье не позволяет. У того уже набраны аспиранты. Я говорю, у меня уникальные материалы наблюдений. Все готово. Вам же нужны ученики. А они что-то мнутся. Не нашел я поддержки. Фигня какая-то! Везде только казахам дорога. У меня там будущего нет. Ни хрена! Галка к себе приглашает. В Тульскую область. Может, поеду. Осмотрюсь. А там и махнем.

* * *

Вернулся он из заповедника домой. А это только так называется домом. Жилище. Пусто, холодно. Некому руку подать. Никто не встречает. Никто не рад.

Куда крестьянину податься? Некуда!

Позвонил он Татьяне. А на том конце провода такая неподдельная радость. Тепло в голосе. Ну прямо как в телефоне доверия. В гости? Ну в гости так в гости!

Заехал.

Она стоит в дверях. Встречает. И вся прямо светится изнутри счастьем. Зашел он. Сидят на чистенькой кухоньке. Пьют чай. И думает Дубравин: «А чего ждать-то? Чего искать? Смотри, какая ясная, счастливая душа. Вот бы прислониться к этому счастью. К этому миру. Может, и моя жизнь как-то наладится. Отогреется. Опять же искать ничего не надо. Все твое при тебе!»

И невдомек ему, что счастливая она от любви. К нему.

Тут сомнений не было. А парень он решительный. Сделал ей предложение. Сказал: «Давай поженимся!»

И было это на десятый день.

Леха Пономарев подносит бинокль к глазам. И долго-долго оглядывает черные скалы, с уступов которых злой вершинный ветер пригоршнями сметает сухой от мороза белый снег. В окуляры морского, с двадцатикратным увеличением бинокля как на ладони видны отшлифованные бока валунов и даже мельчайшие трещины на них. Вдруг там, вверху, среди камней, что-то зашевелилось, двинулось. И Леха восторженно зашептал Анатолию:

— Архар! Самец!

— Где? Где? — торопливо спрашивает тот, шаря настороженным взглядом по высокой гряде, на которую уставил окуляры его друг.

— Там! На! — протягивая ему бинокль вместе с кожаным коричневым футляром, ответил Алексей. — Правей бери!

И правда, в центре градуированной шкалы двигается огромный, с острыми, загнутыми назад рогами красавец архар. Остановился на мгновение, словно высматривая там внизу кого-то или что-то, и снова двинулся по склону.

— Винтовку бы с оптическим прицелом сюда! — мечтательно говорит стоящий рядом краснорожий от холода верзила Симоненко, прикрывая коричневой рукавицей от солнца глаза.

— Кто ж даст-то? Это демаскировка будет, — разочарованно отвечает Анатолий, опуская бинокль.

Все трое дружно вздыхают. Глотают слюну. И идут своей дорогой. И то дело. На подножном корму они уже второй день. Двигаются по верхней кромке зимнего горного леса, уходя от засад и погони.

Курсы усовершенствования офицерского состава — это вам не хухры-мухры. Тут все настоящее. Всамделишное, начиная от голода и заканчивая холодными ночевками на снегу.

* * *

Солнце едва только зацепилось краем за скалу, а в горах сразу начало холодать. Пора становиться на ночлег.

Выбрали место, где еловый лес погуще. Вытоптали площадку в снегу. Нарубили штык-ножами зеленого лапника. Застелили лежанку. Сверху — плащ-палатку. И спальные мешки. Долго спорили, нужен ли огонь. Не выследят ли их по дыму кострища. Но мороз так жмет, что в конце концов решаются. Цепью-пилой сваливают сухое дерево. Аккуратно разделывают шершавый сосновый, липкий от смолы ствол на ровные куски. Складывают донью. Разжигают. И укладываются у костра на импровизированное ложе.