– Как вы посмели разговаривать с моим дедом подобным образом? Черт возьми, что на вас накатило?

У него губы вытянулись в струнку.

– Накатило? Я защищал вас.

Ну и наглость!

– Я вас об этом не просила.

Он презрительно прищурился.

– Non? Я, должно быть, неправильно истолковал ваш умоляющий взгляд, когда ваши родственники на вас кричали.

– Я ни о чем вас не умоляла. По крайней мере, не просила нападать на моего деда! Мне помощь не нужна. Я вполне в состоянии постоять за себя.

– Oui, продолжайте это повторять, – бросил ей он.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что сказал. Вы сами заявили, что вам ничего не нужно… и никто не нужен. – Глаза Гейба потемнели. – Вы словно до сих пор маленькая девочка, которая тянет за рукав деда, требуя его внимания. Без этого вы считаете себя никем.

Полли и не представляла, что слова могут так ранить, но каждое слово Гейба резало, как нож.

– Как вы смеете?..

– Он управляет советом, он управляет вами. Он играет на своем здоровье, чтобы вы не возникали и не волновали его. А его неодобрение вас сдерживает. Когда он сказал, что вы не можете руководить, то разве вы стали бороться, доказывать, что он не прав? Нет, вы сбежали.

– Я не могла остаться. Вы это знаете.

– Вы предпочли не остаться. – Он рассмеялся. Смех не был злым, но это не важно. Важно другое – невыносимое сочувствие на его лице. И слова. А они – жесткие.

И правдивые. Он видит ее насквозь.

– Вы навесили на меня ярлык труса, осудили меня. Знаете что, Полли? Вы правильно сказали, что мы похожи. Для нас смысл существования только в работе, а что у нас есть без работы? Мы кто? Ничто.

Полли стояла и смотрела на него. Она-то думала, что понимает его и что он начинает понимать ее. Возможно, что он понял ее слишком хорошо, понял, что она беззащитна.

– Уходите, – сказала она, гордясь тем, что голос не дрогнул. И что предательские слезы не покатились по лицу. – Уходите и оставьте меня в покое.

Он долго смотрел на нее. Очень долго. Она устояла.

– Полли, вам нужны союзники, – мягко произнес он. – Те, кто поддержит вас, несмотря ни на что. Выбирайте их с умом.

И ушел.

Слезы застилали глаза.

Она с трудом смогла выдохнуть – сильная боль разрывала грудь. Наверное, так же больно было Прометею с разорванной грудью. Она потеряла все. Деда. Гейба.

Но нет. Полли выпрямилась, и ладонь легла на все еще плоский живот. Не все она потеряла.

Она справится. Точно справится. Гейб ошибся. Во всем.

Полли медленно вернулась на кухню. Семья по-прежнему сидела за столом. Слава богу, что щеки у деда порозовели. Может, ей удастся все исправить. Она должна.

– Простите Гейба за то, что он сказал. – Она села и взяла стакан с водой. Хорошо хоть руки не трясутся. – Его это не касается.

Она опустила голову, ожидая новых злых укоров.

– Чарлз! – требовательным тоном произнесла бабушка.

Дед наклонился вперед и взял Полли за руку. Она не могла вспомнить, когда он дотрагивался до нее первым, – обычно это она почтительно целовала его в щеку.

– Прости, Полли. – Голос Чарлза Рафферти звучал немного нерешительно. У Полли сдавило горло. – Я был потрясен и повел себя не должным образом. Я сказал тебе ужасные вещи. Надеюсь, ты меня простишь, дорогая.

Извинение? От грозного Чарлза Рафферти?

– Ты меня тоже прости. – Полли сжала его пальцы. Какие они хрупкие! – Я должна была сказать тебе раньше. Мне понадобилось время, чтобы самой свыкнуться с этим, но все равно следовало прийти к тебе.

– Ты всегда была независимой, – сказал он.

Неужели это так? Или она всего лишь хотела считаться такой, и Гейб прав?

– Я не думала, что все произойдет вот так. – Полли смотрела на деда и бабушку – ей было нужно их понимание. Пусть они не идеальны, но они – близкие, родные люди. Они ей необходимы. – Я была в растерянности, и познакомилась с человеком, таким же одиноким, как и я. Он был очень милым и приятным, недавно развелся. Я пыталась отыскать его, но без фотографии или фамилии частный детектив не смог помочь. Через неделю работы он сказал, чтобы я не тратила зря деньги. Вы ведь знаете, как я горевала по папе, и мне было тяжело представить, что мой ребенок вырастет, не зная, кто его или ее отец.

– Полли, дорогая моя, – У бабушки подозрительно заблестели глаза. – Габриель что-то сказал про УЗИ? Я не знаю, есть ли снимок…

– Снимок есть, – ответила Полли. – Ты хотела бы его увидеть?

Полли отодвинулась от стены и взглянула на пятно краски.

– В банке это не выглядело таким темным, – сказала она. – Я не собираюсь растить ребенка гота.

– Когда высохнет, будет светлее. – Клара с сомнением посмотрела на стену. – Надеюсь… Ты действительно не хочешь, чтобы я нашла кого-нибудь, кто покрасит вместо тебя?

– Нет, я сама. Мой ребенок, мои стены. – Полли бросила взгляд на банку. – Называется сиреневое кружево, а получается темно-фиолетовое.

– Да, кстати… Ты говорила с Гейбом? – Клара произнесла это как бы между прочим, размеренными мазками накладывая краску на стену.

– Ну, мы с ним встречаемся.

– Спрошу по-другому. Вы были вдвоем, и разговор не касался электронных таблиц, бюджета и прогнозов?

– Это было бы неправильно.

Клара снова обмакнула кисть в банку.

– Полли, – медленно произнесла она, – мы с тобой давно знакомы, и мне хочется думать, что мы – друзья.

Полли закусила губу.

– Конечно, мы друзья, и я очень рада, что ты станешь моей сестрой.

– И тетей счастливого обладателя этих стен, – заметила Клара. – Поэтому не будешь возражать, если я проявлю немного любопытства и спрошу: что у тебя с Гейбом?

На это ответить легко:

– Мы коллеги.

– И все?

Полли со вздохом положила кисть на газету, которой прикрыла мебель, потом села на пол и обхватила колени.

– Мы целовались. Два раза. Ну, один раз случайно.

Но не второй. Нет, второй раз был восхитительный и совсем не случайный.

– И у тебя не вызвали отвращения те случайные поцелуи? – засмеялась Клара.

– Видишь ли, он оказывался там, где был мне нужен. И он был… такой замечательный, терпеливый, понимающий, заботливый. С ним и работать тоже хорошо… он зажигательный, полон новых идей, и он меня… подталкивает вперед…

– Звучит неплохо. – Клара продолжала красить.