Немало людей по-настоящему связало свою жизнь с нефтепроводной конторой. Это Абрам Антонович Съедин, старший машинист дизельно-насосной станции. Он участвовал в сооружении нефтепровода и сейчас является одним из лучших производственников. Это депутат городского Совета Яков Судаков, монтер линейной связи. Это сам Шакирзян Салимзянов, коммунист.

А у Ивана Почуева вся сознательная жизнь связана с трассой. Вырос мальчишка в поселковом общежитии. Сейчас он хороший специалист – и шофер, и бульдозерист, и тракторист, и токарь.

– Нынешний год особенный на нефтепроводе… – продолжает Шакирзян.

Почему «особенный», мы уже знаем. Еще в поселке главный инженер провел нас на небольшой дворик, заваленный обрезками толстых стальных труб, над ними вспыхивал огонек сварки. Рабочий приваривал к трубе толстое колено – переводник.

Коллектив конторы заканчивал подготовительные работы к чистке нефтепровода – первой в его истории.

Как известно, двигаясь по трубам, нефть откладывает на стенках парафин. Слой со временем может стать так велик, что нефтепровод резко сократит пропускную способность. А вычистить стальную трубу длиной в несколько сотен километров – технически сложное дело.

Главный инженер показал нам орудие, с помощью которого будет произведена чистка, – сложного устройства поршень со специальными резцами и скребками.

– Рабочие наши его «чертом» окрестили, – засмеялся инженер. – И знаете, привилось. Со стороны посмотришь, – действительно, черт-те знает что!

С помощью переводника «черт» будет запущен в трубу, двинется вперед, срезая парафин, через десяток километров выскочит на поверхность, а затем снова пустится в дорогу.

– К зиме придет! – говорит надсмотрщик. И он рассказывает о том, что будет здесь зимой.

…Шумит под холодным ветром тайга. Первый снег лег на сопки. Движение по трассе прекращается.

Совершил последний рейс трактор – месяц пути в оба конца. Задула пурга, и к середине зимы каждый блок-пост превратился в островок среди белого безмолвии. Только линия связи соединяет его с остальным миром.

А жизнь идет своим чередом. Надсмотрщики несут вахту и отдыхают. Круглые сутки работает линия селектора. И иногда люди, никогда в глаза не видевшие друг друга, оказываются очень хорошими знакомыми: как не поговорить с соседями в долгий зимний вечер, не завести для них привезенные летом из города пластинки.

Пролетело однажды по селектору волнующее сообщение:

«У нас на девятом родился ребенок! Спасибо соседям – помогли!». Появление на свет нового человека праздновала вся трасса. Селектор занимает самое почетное место в каждом доме. По нему передается и приказ, и сводка, и объявление. Вот, например:

– Внимание! На четвертом блок-посту начинаем профсоюзное собрание!..

Вокруг динамика усаживаются всей семьей, с детьми. И не беда, если председатель собрания сидит от секретаря, может быть, километров за двести. Это не мешает обсуждению.

А за стенами дома, на много километров вокруг, воет пурга, заметает песчаную насыпь вдоль просеки.

Нефть идет…

Мы расстаемся с нефтепроводом и нефтепроводчиками, путь лежит к мысу Погиби.

Километр уходит за километром – удивительно однообразные, с марями, топями, бесконечным деревянным настилом. Только последние двадцать километров – ровный плотный песок. Стрелки спидометров с «5» радостно прыгают на «80».

Легкими сумерками въезжаем в поселок Погиби, утонувший среди песчаных холмов. Только семь километров отделяют нас от материка. По ту сторону Татарского пролива голубым облаком встает из воды мыс Лазарева. Видны дома на берегу, автомашина, медленно ползущая в гору. От мыса Погиби до Большой земли 40 минут езды на катере.

На мысу стоит маленький поселок.

Поселок Погиби явно тяготеет к материку. Да это и понятно: до ближайшего сахалинского населенного пункта две сотни километров бездорожья и таежных чащоб, а до мыса Лазарева всего семь километров через пролив. Таким образом, погибинцы имеют единственную в своем роде возможность: всю неделю они работают на Сахалине, а в воскресенье смотрят кино и танцуют на материке.

От поселка телеграфные столбы шагают на юго-восток, мимо горы Вагис, через северные отроги Камышового хребта, холодную тундру, через выгоревшие мертвые леса, где сучья над головой сливаются в серую паутину, через мари, подернутые зеленой осокой, и черную трясину.

Линию связи, которая отсюда протянулась на сотни километров через чащобы и безлюдье, берегут связисты-надсмотрщики. С ними нам и предстояло встретиться.

Дорогу, или точнее говоря просеку, в тайге удалось найти не сразу. Мотоциклы нехотя перевалили через песчаную насыпь и остановились.

Дороги не было. Была тропа, пробитая среди травы цепочками оленьих вьюков. Машины осторожно двинулись вперед, и под колесами зарокотали бревна сохранившегося настила.

Так началось путешествие мотоциклистов по «Александровской трассе».

Молодой каюр из колхоза «Вал» Николай Борисов, встретившийся нам в пути, придирчиво осмотрел машины, а потом сказал:

– Трудно будет проходить… Но идти можно. Осторожнее только на мостах…

Последний совет оказался не лишним.

В полдень мы пробились к первой речушке с темно-коричневой водой – Уанги. Из болота поднимались обгорелые бревна – остатки моста, уничтоженного лесным пожаром.

Пришлось приниматься за строительство. Из черных, опаленных огнем бревен строим примитивный мост: два бревна поперек реки, остальные вдоль. Первая машина, подпрыгивая, преодолевает настил, проваливается в марь и, разбрызгивая грязь, с ревом выбирается на дорогу.

Редок гость в тайге! С первым из надсмотрщиков – Михаилом Сидоровичем Холявой встретились у одинокого домика.

– Хорошо добрались? Устали?..

Нетерпеливыми пальцами он развязывает привезенный нами узелок-посылку, вытряхивая печенье, достает фотографический квадратик. Прищурившись, смотрит.

– Сын!

Когда связист уходил в тайгу, сыну было двадцать пять дней. А сейчас со снимка смотрит довольная физиономия четырехмесячного бутуза. И долго еще не узнал бы надсмотрщик, как он выглядит, если бы не случайная оказия.

– Может быть, ночевать останетесь? – предлагает Михаил Сидорович. – Посидели бы, поговорили… Ну-ну… Путь, конечно, долгий. Поезжайте.

Только под вечер дорога потянулась наверх, по отрогам Западно-Сахалинского хребта. Чем дальше – тем гуще тайга, лапы лиственниц протягиваются над мотоциклами, все чаще начинают попадаться поваленные бурей деревья.

Глуши моторы!

Уткнулись в крупный ствол, повалившийся поперек тропы. Объезда нет.

Алексей Кукин вынужден достать из коляски двухручную пилу. Быстро сменяя друг друга, «пропиливаем» себе дорогу вперед.

Но это оказалось только началом. На Камышевом перевале – четвертом по счету перевале Западно-Сахалинского хребта, который нам пришлось преодолеть, – поваленные деревья стали попадаться все чаще, к стуку моторов присоединился тонкий звук пилы.

Поздно вечером мотоциклы остановились у одинокого домика в тайге – поста связи.

Надсмотрщик, невысокий человек в свитере и русских сапогах, протянул руку и представился весело и просто:

– Ванюшка…

Он хлопотал у печки, заправлял туристский суп терпкой черемшой, сам стелил постели. А вскоре произошел смешной эпизод, который подружил нас окончательно.

После ужина Виктор вышел на улицу, постоял минуту на крыльце и вернулся