Анна ждала. Она еще никогда не видела Диану такой слабой и беспомощной. Главный редактор в самом деле выглядела испуганной.

– Я знаю, Анна, ты считаешь меня занудной и утомительной. Что все, что я делаю, глупо и незначительно. Я все понимаю. Я совершенно не умею делать то, что умеешь ты. Именно ты делаешь всю важную работу в журнале, не я. И я так благодарна тебе за это. Я восхищаюсь тобой.

Анна покраснела. Диана всегда была так великодушна к ней. Делала ей массу комплиментов, подбадривала. Взяла с собой на премьеру, договорилась о тренировке с Хенриком. А она совсем не поддерживала Диану в ответ.

– Диана, – начала было она, но Диана перебила ее:

– Мне действительно нужна твоя помощь. Меня преследует какой-то сумасшедший. Кто-то, кто ненавидит меня. Кто хочет причинить мне зло. Я чувствую это. – Она уставилась вниз на столешницу, помолчала, после чего снова подняла голову. – Что, если это тот же самый человек, который сбил Сузанну?

Был вечер пятницы, и Матиас с Анной вместе готовили ужин. Оба молча двигались по кухне, все время держась на расстоянии друг от друга. Матиас был недоволен, и Анна понимала его. В прошлые выходные она самоуверенно пообещала, что отныне все будет по-другому. Она будет раньше возвращаться домой с работы и помогать с готовкой. В тот момент она действительно считала, что говорит правду, произнося эти слова. Она действительно этого хотела. Но следующая неделя, как обычно, промчалась с головокружительной скоростью. Много раз она честно пыталась уйти с работы пораньше, но каждый раз ее что-то задерживало. Ей нечего было сказать Матиасу в свое оправдание. Он бы все равно не понял. И она его не осуждала. Будь в их жизни все наоборот, сейчас настала бы ее очередь дуться.

Впрочем, зачастую так оно и было, до ее работы в Suzanna. Тогда она только фыркала, когда Матиас говорил, что придет с работы вовремя, и не делал это. Разве сложно просто встать и уйти? Ведь, как ни крути, это всего лишь работа.

Но на деле все было не так-то просто. Сотрудники стали часто ссориться. В редакции то и дело вспыхивали мелкие конфликты-пожары, которые Анне приходилось тушить.

Вытирая посуду, она снова вернулась мыслями к Диане. Она была знаменитостью и к тому же невероятно красивой. При таком раскладе предположение, что некий придурок хочет испортить Диане жизнь, казалось вполне правдоподобным. Но это никак не объясняло ощущение самой Анны, что за ней тоже кто-то следит. И роется в ее вещах.

Больше всего Анну мучили слова Дианы о том, что все это, возможно, как-то связано с Сузанной. Мысль об этом грызла ее изнутри. Анна всегда считала, что с Сузанной произошел несчастный случай. Но что, если кто-то сделал это умышленно? И теперь этот же человек хочет добраться до Дианы? И до нее?

Матиас открыл духовку и проверил термометром температуру запекавшегося мяса. Запахло так, что слюнки потекли. Надо признать, Матиас действительно умел готовить. Анна нарезала овощи и зелень для салата и сделала глоток вина из своего бокала.

Матиас посмотрел на нее, держа в руке бутылку красного вина. Его взгляд спрашивал, хочет ли она еще. Анна кивнула. Вино ударило ей в голову и принесло с собой чувство приятного расслабления.

На кухню вошла Алиса. Царившая на кухне неестественная тишина, кажется, совсем ее не смутила. Анна попросила дочку поставить на стол соль и перец, и та, не говоря ни слова, сделала это.

Когда ужин был готов, Матиас позвал Тесс. Та пришла и молча села за стол, не глядя на маму. Неужели недовольство Матиаса передалось дочерям? Анне показалось, что ее намеренно игнорируют, но она знала, что если начнет жаловаться, то станет только хуже.

Когда Вероника рассказывала на работе о своих мальчишках, то называла их не иначе как шумными оболтусами, которые сваливают грязную одежду в огромные кучи, зовут ее мамочкой и шлют ей эсэмэски с сердечками, когда просят подкинуть денег на школьный завтрак. Она описывала их как ласковых ребят, постоянно лезущих к ней целоваться и с которыми всегда интересно поболтать, но жаловалась на шумных друзей, из-за которых иногда хотелось поскорее сбежать из дома. А еще ей не нравилось, что они допоздна смотрят телевизор и плохо убирают свои комнаты.

Ничто из этого не было Анне знакомо.

Но у Вероники – сыновья. Так что, может быть, ничего удивительного в этом и не было. Но Анну все равно это задевало. Тесс не лезла к ней за поцелуями, никогда не водила домой друзей и всего пару раз присылала ей эсэмэски с сердечками.

Анна снова наполнила свой бокал и сделала несколько глотков.

– Чем займемся завтра? Может, сходим в какой-нибудь музей? – предложила она.

Матиас выглядел смущенным.

– Гм, посмотрим.

– Тесс?

– Я, наверное, пойду гулять с Ловисой.

– Алиса, ты как?

Алиса слабо кивнула.

– Здорово! Куда ты хочешь пойти?

Алиса пожала плечами. Анна не сумела сдержать вздоха облегчения.

– Ну тогда выпьем за то, что сегодня пятница! – объявила она и посмотрела на Матиаса.

Матиас чокнулся с ней, но ничего не сказал. Внезапно Тесс бросила свою вилку, и та с громким звяканьем ударилась о тарелку. После чего Тесс уставилась на маму своими черными глазами.

– А тебе не приходило в голову, что нам не хочется играть в счастливую семью? – прошипела она.

– Успокойся, Тесс, – велел Матиас.

– Я должна успокоиться? Я?! Да я, по крайней мере, не такая лгунья, как она!

Щеки Анны вспыхнули. Лгунья? Она тяжело сглотнула. Прямо сейчас ей не хотелось затевать ссору со старшей дочерью.

– Тесс, прости меня за то, что я так много работаю. Обещаю, что…

– И слышать не хочу твоей лжи! – перебила ее Тесс.

– Прости, нельзя ли… – К своей большой досаде, Анна почувствовала, как ее глаза предательски защипало. В горле встал комок. – …нельзя ли обойтись без ссор? Давай все уладим мирно.

– Ага, потому что ты, видите ли, устала и тебе сейчас не до скандалов, – театрально заявила Тесс. – Ты думаешь только о себе!

Откуда в четырнадцатилетнем подростке столько злости? Да еще такой изощренной? Анна моргнула, чтобы скрыть слезы, готовые вырваться наружу.

– Я не понимаю, почему ты такая сердитая… – сказала она.

В поисках поддержки Анна посмотрела на Матиаса, но муж молчал, не делая даже попытки вступиться за нее. Возможно, в глубине души он был даже согласен с дочерью. Он вообще любил строить из себя мученика. Эта сторона его характера никогда Анне не нравилась. А с тех пор, как она начала работать в Suzanna, та стала проявляться у него все чаще. Кто знает, может, он даже получает сейчас некоторое удовольствие от создавшейся ситуации? Считая, что это послужит ей хорошим уроком за то, что она слишком поздно возвращается с работы?