— тех, кто в плену женился на русской подданной, но веру православную не принимали, отпускать сроком на один-два года, и, если они не вернутся, считать жен свободными от мужей;

— отпускать на родину всех, кто не поступал на личную службу;

— тех русских, кто будет удерживать у себя шведов и препятствовать их освобождению, наказывать.

Вся эта дополнительная деятельность была связана с конкретными обстоятельствами пребывания пленных, а также обозначила некоторые проблемы, с которыми пришлось им столкнуться при возвращении домой. За тем, чтобы все условия мирного соглашения соблюдались в полном объеме, тщательно следили уполномоченные представители. Работу Фельдткомиссариата в этот момент возглавил специально присланный шведским правительством барон Герман Цедеркрейц. Но на деле большую часть практической деятельности взял на себя сын бывшего шведского резидента в России Томас Книперкрона (полный тезка отца). Конкретные вопросы, связанные с выездом из мест ссылки, решали ольдерманы. В частности, организацией возвращения рядовых пленных из Сибири занимался капрал Брур Роламб, а задерживаемых по тем или иным причинам офицеров — ротмистр Георг Стернгоф.

С русской стороны после отъезда генералов интересы пленных представлял майор Григорий Фустов, но основная нагрузка легла на Военную коллегию в Санкт-Петербурге, которая организовывала все стадии отъезда и контролировала соблюдение всех оговоренных условий. При необходимости для решения спорных и сложных вопросов прибегали к помощи Сената и самого Петра.

Порядок отъезда был достаточно четко организован и довольно однотипен для России и Швеции. На местах пребывания пленных местные власти или сами пленные формировали группы, списки которых передавались в соответствующие инстанции. На основании этих списков выделялось необходимое количество транспортных средств и денег на дорогу, а также начиналась процедура оформления необходимых документов. Сформированные группы после соответствующего приказа отправлялись в столицы Санкт-Петербург и Стокгольм, но не только. Каролины, особенно в первые месяцы после заключения мира, когда поток возвращающихся домой был большим, получали отпускные документы еще и в Москве. В Швеции полномочиями выдачи отпускных документов русским были наделены также губернаторы прибалтийских областей. Обязательной процедурой для всех пленных была проверка на соответствие условиям отпуска на свободу. Если никаких поводов для задержания не обнаруживалось, пленник получал выездной паспорт и мог следовать на родину.

Весь этот процесс занимал довольно длительное время, так как на каждом этапе возникали трудности, вызванные как объективными, так и субъективными причинами. Остановимся на некоторых из них более подробно. Первая, объективная трудность была связана с удаленностью некоторых мест ссылки военнопленных. Например, каролины в Сибири узнали о заключении мирного договора только через несколько месяцев: в Солевычегодске плакат с условиями мирного договора обнародовали 5 октября 1721 года, в Соликамске — 27 октября, а в Тобольске — только 5 ноября. Но получение этого долгожданного известия еще не означало, что пленные могут немедленно покинуть место ссылки; необходимо было дождаться дополнительных решений центральных и местных властей. Только 20 декабря 1721 года новый сибирский губернатор князь М.А. Черкасский подписал указ о том, каким путем отправлять каролинов, сколько денег и лошадей выдавать на дорогу.

Первыми на родину отправились офицеры и их семьи. Хотя официального деления групп на офицерские и рядовые не было, но, вероятно, в этом случае определенную роль сыграло более свободное положение офицеров в ссылке. Возвращение основной части рядового состава растянулось на долгие годы и сопровождалось большими трудностями. Там, где ольдерманы заранее озаботились составлением списков рядового и унтер-офицерского состава каролинов, проблем удалось избежать. Например, капрал Б. Роламб еще в 1720 году составил список пленных, которые работали на металлургических заводах, расположенных южнее Верхотурья. Эта предусмотрительность помогла им без задержки отправиться домой. Столь же удачно прошло возвращение на родину рядовых, которые работали на строительстве новой русской столицы Санкт-Петербурга. И все же большая часть рядовых и гражданских пленных, как шведских, так и русских, вернулась на родину значительно позже своих командиров. Этот факт хорошо заметен по тому, когда рассматривались в правительственных инстанциях их прошения о материальных выплатах за годы, проведенные в плену. В частности, документы некоторых русских пленных попадали в соответствующие инстанции уже после смерти Петра I, во время правления Екатерины I, Петра II и даже Анны Иоанновны.

Очевидно, что каролины из центральной части России вернулись домой раньше, чем их товарищи, возвращающиеся из Сибири. Русские пленные «выходили из плена» быстрее своих визави, что объясняется не какой-то особой расторопностью шведских властей, а всего лишь меньшим их количеством и малой удаленностью мест ссылки. Основной поток пленных с обеих сторон пришелся на конец 1721 — первую половину 1722 года.

Шведские и русские власти много времени потратили на согласование организационных вопросов. Особенно ожесточенными были споры о финансовом обеспечении. В соответствии с исторической практикой предполагалось, что все расходы, связанные с отъездом, должно нести отправляющее правительство. Но русские власти, понимая, какой неподъемный груз может лечь на государеву казну, заявили протест. Представители Фельдт-комиссариата, лучше представляя реальную обстановку, чем стокгольмские власти, предложили сохранить это требование только для рядового состава военнопленных. Потребовался целый ряд специальных консультаций, чтобы взять за основу следующий порядок: прогонные деньги до Москвы и Санкт-Петербурга выделяет русская казна, а все прочие расходы несет шведское правительство.

Довольно скоро обнаружилось, что каролинам катастрофически не хватает денег: чем дальше они продвигались на запад, тем острее ощущался их дефицит. Часть офицеров имела собственные средства или занимали их по дороге, но для большинства пленных дорога домой оказалась серьезным испытанием. Кроме естественных трудностей, связанных с преодолением многокилометрового пути, в дороге возникали и сложности субъективного характера. Они были связаны с отношением к шведам местных властей и населения. Очень остро стояла проблема снабжения транспортом. Пленные в один голос жаловались, что, отказывая в выдаче им лошадей, население просто вымогало взятки. Но нельзя не принимать во внимание то, что пленных было очень много, а возможности жителей ограниченны, и, следовательно, возникающие затруднения вполне могли носить реальный характер. Жаловались каролины и на то, что жители скрывали от них продукты или искусственно завышали их стоимость. Фельдт-комиссариат не раз выражал обеспокоенность произволом охраны, которая устраивала бесконечные обыски жалкого имущества каролинов, что грозило обернуться для них потерей последнего. Не случайно, что в этот период выросла смертность среди пленных. Барону Цедеркрейцу пришлось неоднократно обращаться к русским властям для того, чтобы исправить ситуацию.

Но, как оказалось в дальнейшем, не меньшие проблемы ожидали пленных во время ожидания выездных документов. Не только русские власти, но и шведское правительство не смогли справиться с огромным потоком возвращающихся каролинов. Денег, поступавших из Стокгольма, было мало, а ожидание документов могло затянуться на несколько недель.