Жан-Мишель Баския. Фотограф – Э. Уорхол.

«В граффити есть множество правил относительно того, что вы можете делать, а что нет, и я думаю, что в таких условиях сложно создавать искусство»

(Жан-Мишель Баския)

Уильям Берроуз, к примеру, был талантлив не только на литературном поприще). Все больше людей в Нью-Йорке предпочитают «вэлфэр[15]» поискам работы (вся третья волна русской эмиграции живет в Нью-Йорке на «вэлфэр» годами). Количество выплачиваемых пособий растет с каждым днем, опустошая бюджет и делая улицы все более опасным местом. Когда бедным людям нечего делать, они обычно идут на преступления.

«В те годы на улице можно было встретить огромные очереди людей. Можно было подумать, что они стояли за рождественскими подарками, но все они хотели купить лишь одно – наркотики»

(Сюзанна, подруга Жана-Мишеля Баския)

После того, как президента страны пристыжают за то, что он бросил главный город страны на растерзание наркоторговцев и мафии, бюджет все же выделяет деньги на поддержку Нью-Йорка, но вместе с тем проводит и массовые сокращения. Тысячи полицейских, пожарных и чиновников лишаются работы и пополняют ряды людей, покупающих в магазинах дешевые банки с готовым супом, а дважды в месяц они позволяют себе еще и пакет ужасного дешевого вина. По указке знаменитого поклонника теории разбитых стекол, будущего мэра Нью-Йорка Джулиани[16], улицы очищают от граффити и мусора, но особенного успеха это уже не может принести. Сожженные кварталы домов, стрельба на улицах, безработица – все это заставило уехать из города больше двух миллионов человек. На улицах становится очень тихо, пусто и тревожно. Жана-Мишеля Баския нервирует тишина. Ему необходим шум в виде телевизора, музыки или хотя бы мусора. Поток бесконечных образов, из которых в его голове рождается искусство.

Если для людей рабочих профессий в Нью-Йорке неуютно, то вот художники и писатели чувствуют, что это их время. Стоимость аренды жилья на Манхэттене падает до минимума, но галереи продолжают работать, а самое главное, на «Фабрике» Энди Уорхола никто не знает о бедности, проблемах и необходимости зарабатывать деньги. Вернее, все делают вид, что все это им не ведомо.

– Купите открытку, я тоже художник, – предлагает однажды Жан-Мишель Баския, вышедшему на улицу за сигаретами Энди Уорхолу. Худой до измождения мужчина с выбеленными волосами в темных очках и пальто вздрагивает от такого непрошенного вторжения в его личное пространство и начинает карикатурно отмахиваться от назойливого подростка с дредами, как от неприятного насекомого. Жан-Мишель так веселится от этого поведения, что начинает регулярно караулить этого мужчину, чтобы только понаблюдать за тем, как его раздражают эти чертовы открытки.

В семнадцать лет Жан-Мишель окончательно ссорится с отцом и уходит из дома. Отец, конечно, его догоняет и всучает сыну немного денег. От сотни долларов подросток не отказывается, но жить в родительском доме он больше не намерен. Ему нравится бродить по улицам, наблюдать за людьми и растворяться в звуках города. Иногда он ночует на скамейке в парке, а иногда – у друзей. Он всегда выглядит то ли как бездомный, то ли как художник. Так обычно и не поймешь. Вечером он может прийти в клуб, увидеть красивую девушку на углу, уйти и вернуться уже с розой в руках. Так могли бы сделать многие, но Баския при этом не хочет познакомиться, ему просто нравится улыбка, которая появляется на лице девушек, если он дарит им розу или рисунок.

Однажды он заходит в пять утра в одну из круглосуточных кофеен на Манхэттене, куда обычно заваливались пьяные компании после клуба. У Жан-Мишеля нет денег, он не хочет есть, да и в клубе он не был, просто всю ночь слонялся по улицам с тележкой для поиска артефактов. Официантка машинально наливает ему чашку кофе, но художнику нечем было расплатиться, и он рисует ее портрет сахаром на столе. Жан-Мишеля, конечно, выставляют на улицу с позором, но с девушкой он все же знакомится. Ее зовут Сюзанна, и она тоже хочет стать художником, хотя учится на биолога.

Вместе с ней они начинают кочевать из одной квартиры в другую. Иногда удается убедить владельца квартиры, что они обязательно заплатят в следующем месяце, но обычно приходится убегать с позором. У Баския никогда не хватает денег на холсты, поэтому он угоняет у супермаркета тележку, с которой обычно приходит на свалку в поисках подходящего «холста». Старый поролон, пенопласт, стол – все идет в расход. Как только они с Сюзанной убеждают очередного владельца квартиры сдать им жилье, Жан-Мишель первым делом раскрашивает там холодильник, а потом стены… Когда он добирается до дорогого кожаного плаща Сюзанны, девушка устраивает скандал. Потом, правда, ей все же начинает нравится получившийся арт-плащ, и она надевает его пару раз, а владелица винтажного магазина на углу заказывает Жан-Мишелю раскрас партии футболок и курток. Такие вещи любили покупать студенты, у которых не было денег на вещи настоящих брендов.

Чтобы заработать пару долларов, Баския разукрашивает почтовую открытку, идет в ксерокс-салон, отпечатывает партию и идет продавать их где-нибудь рядом с музеем Гуггенхайма или «Фабрикой» Уорхола.

– Смотри, я даю тебе десять долларов, и ты идешь отсюда на другую улицу, – говорит как-то ему Энди.

– Вам не нравятся мои открытки? – карикатурно расстраивается подросток с дредами. Энди кажется, что парень и вправду обиделся.

– Ты сможешь лучше их продать на соседней улице, иди к галерее Анины Носей, там больше богатых клиентов, – осекается Энди и всучивает подростку десятку. Тот моментально сбегает с десяткой к друзьям. Вечером с Аль Диазом они собираются раскрасить очередной вагон, а теперь у него и деньги на краски появились. Открытки тут же летят в мусорную корзину.

Вместе с приятелем они пробираются в депо ночью и за несколько часов раскрашивают вагон метро так, что на нем не остается свободного места. Диаз больше любит рисовать, а Баския предпочитает писать красивым шрифтом какие-то бессмысленные, а значит – философские, послания.

«Искусство буквально врывалось в мир людей, оно обрушивалось на них в тот момент, когда им меньше всего хотелось этого, но все эти зачеркнутые слова хотелось прочитать. Чем больше их зачеркиваешь, тем больше их читали. Так он любил говорить. Потом мы поняли, что искусством будет то, на что люди сами будут приходить поглазеть, а не нечто, что буквально вываливается на них из ниоткуда»

(Аль Диаз)