Фио решила приостановить свои занятия в этом году. Поскольку сочетание унылой и серьезной университетской жизни с бурной избыточностью мира искусства вызывало все больше сложностей. Она подозревала, что потом ей будет нелегко вернуться к рутине повседневности. Но обещала себе, что с сентября возобновит учебу, собрав достаточно денег, чтобы не нуждаться еще долгое время. И судя по всему, сделать это будет несложно, учитывая, сколько заплатила М.

Алумбрадос Гранвель взял в руки кисть в самом раннем возрасте; еще не умея читать и писать, он уже рисовал слова и целые фразы. Юному дарованию не исполнилось и шести лет, когда состоялась его первая выставка; в десять он уже стал знаменитостью; в тринадцать попробовал героин, одновременно заработав свой первый миллион; в пятнадцать оказался самым молодым членом Общества анонимных алкоголиков. До двадцати пяти лет он был в зените славы и занимал высшие позиции в мире искусства; его полотна, скульптуры, инсталляции стоили баснословных денег. Ему посвящались целые главы в книгах по истории современного искусства, его блестящая теоретическая болтовня стала новым евангелием искусства. Лет пятнадцать он пробыл признанным гением и всеобщим любимцем.

А потом, в один прекрасный день, когда ничто не предвещало беды, вдруг, разом, все критики, коллекционеры и музейщики сочли его до того отсталым, что и все прошлые его шедевры оказались записаны в разряд пережитков прошлого. Когда ему стукнуло тридцать, о нем уже больше никто не вспоминал и он пропал из виду лет на десять. Никто не знал, чем он занимался все это время. В день своего сорокалетнего юбилея он объявился как ни в чем не бывало, и прежние знакомые с трудом его узнали: облик некогда молодого человека поблек, вытесненный новым Гранвелем, загорелым и располневшим. Несостоятельность его работ по-прежнему ни у кого не вызывала сомнений, но в его судьбе — ребенка столь стремительно вознесенного к вершинам славы, — чуялись некая роковая тайна и соблазнительный привкус трагедии. Гранвель благоразумно оставил собственное творчество и вложил свое состояние в первоклассную коллекцию искусства. С упорством, достойным восхищения, он вернул себе место под солнцем в мире, отвергнувшем его, но уж теперь это место надежно защищало его от всех невзгод идущей здесь войны — он стал авторитетным критиком, которого опасались, и одновременно известнейшим галерейщиком. На игровом поле он занимал позицию, противоположную авангардизму Грегуара Карденаля и его приспешников, наподобие Герине Эскрибана.

Он унаследовал частный дом на улице Пернеги — последнее, что осталось от былого богатства его знатного рода, который на протяжении многих веков яростно прокладывал себе путь к нищете. Алумбрадосу Гранвелю выпала доля стать завершающим этапом в осуществлении этого прорыва. В доставшемся ему доме его ждали постоянные проблемы с отоплением, откормленные тараканы и заплесневелые стены; лишь сквозняки решительно привносили в эту дыру вечно свежую новизну.

Такси доставило Фио с улицы Бакст на улицу Пернети. Она нажала на звонок около единственной двери указанного ей дома. Ни одного имени рядом с клавишами домофона она не обнаружила. Ей открыла дверь служанка в черном платье и кружевном передничке. Белые стены едва проглядывали среди картин и скульптур из разряда тех, что любимыми вроде не назовешь, а вот примечательными — безусловно. К тому же они были развешаны и подсвечены, как произведения искусства, и гостю казалось логичным рассматривать их таковыми, пусть даже он и не находил никаких других подтверждений ценности этих шедевров. Внутренний двор представлял собой атриум, крытый стеклянным мозаичным сводом и украшенный первыми весенними цветами. Щедро расставленные по комнатам стулья и кресла помогали наслаждаться искусством — на некоторых даже можно было сидеть, остальные служили «образцами стиля» знаменитых дизайнеров: глазу приятные, а вот спина болит, мешая прочувствовать всю гениальность творения.

Словно скользя по невидимым рельсам с заранее заданным маршрутом, служанка провела Фио по комнатам неопределенного предназначения. По ним сразу видать дом богатого человека: помимо кухни, столовой, гостиной, ванной, спальни и прочих полезных комнат в нем всегда полно помещений, нужных лишь для доказательства того, что каменные стены прекрасно переносят излишества. Отворив высокую дверь, служанка вошла в большую освещенную залу, которую Фио мысленно окрестила «третьей столовой», хотя с тем же успехом это мог быть и курительный кабинет, и чайная комната, или же, наконец, просто место для печальных раздумий. Такое изобилие свободных помещений заставляет сознательного домовладельца, страдающего комплексом вины, находить предназначение — вернее, оправдание — каждому из них; порой хозяин вынужден открывать в себе ранее неведомые таланты и увлечения, которые оправдали бы имеющиеся в его распоряжении площади. Так, Алумбрадосу Гранвелю пришлось приобщиться к бильярду, чтобы чем-то занять большой зал под крышей, закурить сигары и увлечься выращиванием редких орхидей.

Вместе со служанкой Фио проследовала в следующую комнату, столь же просторную, но полностью загроможденную какими-то предметами искусства и целыми пирамидами коробок; свет падал с веранды — красное солнце оттеняло низкие столики, поставленные друг на друга стулья и растения, верхушки которых упирались в потолок. На окружающих предметах солнечные лучи выхватывали бриллиантовые лагуны пыли. Служанка направилась к новой высокой двери в глубине комнаты. Если считать произведением искусства предмет, оригинально изготовленный и потребовавший массы усердия, то эта дверь, безусловно, была работой настоящего мастера. Массивное дверное полотно темно-красного дерева являло собой трагическую картину: волны поглощают обломки галеона с сокровищами и обезумевшими пассажирами на борту. Служанка вынула из кармашка белую хлопчатобумажную перчатку, надела ее на руку и тихонько постучала.

— Мсье, мадемуазель пришла.

Дверь вздрогнула, словно с той стороны кто-то навалился на нее всем телом. Из замочной скважины донеслось напряженное сопение.

— Вы свободны, Жанетт. Мадемуазель Регаль… Не скажу, чтобы я был рад с вами познакомиться. Скорее заинтересован. Вы уже видели статью этого выскочки де Каза? Какой кретин!.. Самое ужасное, что он друг. Печально, но скоро вы узнаете, что люди становятся друзьями, потому что у них общие враги.

Гранвель скомкал газету и порвал ее на куски. Потом трижды кряду чихнул и высморкался. В замочной скважине появился его глаз — огромный, расширившийся зрачок, казалось, стремился просветить Фио насквозь, вращаясь, он раздел ее взглядом и тщательно изучил.

— Весьма сожалею, что не могу пожать вам руку. Вот уже два дня, как я торчу в этом пыльном чулане. Все из-за этого проклятого ржавого замка. Жанетт вызывала слесарей, которые, явившись, не придумали ничего лучше, как предложить мне взломать дверь, распилить ее, уничтожить… Я никогда им этого не позволю. Лучше уж я сдохну здесь, в заточении, но я ни за что не допущу, чтобы моей драгоценной двери Рименшнейдера[16]причинили какой-либо вред. Вы можете себе представить ее возраст? Пять веков! Как я могу сравнивать себя с таким шедевром, имея на своем счету какие-то жалкие полвека? В общем, поскольку слесари с поставленной задачей не справились, Жанетт предложила обратиться за помощью к ее брату — он у нее по профессии взломщик. Все-таки забавно, что только человек искусства способен вытащить меня из этой дурацкой ситуации. Взломщики ведь по сути настоящие артисты! Возможно, последние в своем роде.