Буран уже прыгнул, оскалив пасть, нацелившись на горло ненавистного ему человека в военной форме. Автомат не дал осечки. Усатый выпустил длинную очередь, отскакивая в сторону.

От Бурана полетели клочья шерсти, пес тяжело упал в снег. Но тут же вскочил и, разрывая сугроб передними лапами, пополз к своей жертве. Усатый стрелял, сколько хватило патронов – весь рожок до последнего. А пес продолжал ползти.

«Во бля, если бы не оглянулся, лежать бы мне в снегу с разорванной глоткой».

Усатый отступил на пару шагов назад и, перезарядив автомат, выпустил в голову собаки короткую очередь. Пес дернулся и замер.

Матерясь, Усатый подошел к своему напарнику и, склонившись над ним, понял: Николаю уже никто и ничто не поможет. Горло разорвано до позвоночника, из порванных артерий с бульканьем выливалась густая темная кровь. Но на белом снегу она становилась невероятно яркой. Тело еще вздрагивало, расставаясь с жизнью, пальцы конвульсивно сжимались, скребя снежную корку.

– Во бля, и худшему врагу не пожелаешь такого! – единственное, что пришло на язык Усатому.

Окурок сигареты еще дымился – выпав из рук Николая, он воткнулся фильтром в снег. Над пепельным цилиндриком вился тонкой струйкой голубоватый дымок, будто над поминальной свечой. Усатый взял автомат своего приятеля, поколебавшись, достал рацию и принялся осипшим от страха голосом вызывать Полковника. Он заикался, кашлял, прежде чем сумел изложить суть дела. В ответ Усатый услышал только отборный мат и проклятия на свою голову.

Литерный мчался со скоростью восемьдесят километров в1 час. Четыре вагона грохотали на стыках рельсов. Машинист и его помощник, изрядно уставшие и вымотанные долгой дорогой, не обратили внимания ни на погасший семафор, ни на пятна крови у стрелки. В принципе, кровь они и не могли заметить, слишком уж быстро мчался поезд Локомотив дернуло вправо, машинист, уже дремавший, вздрогнул и посмотрел вперед. Расчищенная колея уходила влево, а поезд мчался по засыпанным снегом рельсам.

– Что за черт! – пробормотал машинист, хватаясь за ручку аварийного тормоза.

Посыпались снопы искр из-под колес, но было уже поздно. Литерный, так и не успев сбросить скорость, врезался в состав, груженый лесом. Заскрежетал металл, полетели бревна, вагоны становились на дыбы, как спичечные коробки. Локомотив буквально сплющило.

Крушение скоротечно, оно заняло всего несколько секунд. Вскоре грохот затих. Дымился искореженный локомотив, вокруг запасных путей, как рассыпанные спички, валялись бревна. Вагон, в котором перевозили груз ЕАС-792, перевернутый лежал в кювете. Черные колеса продолжали медленно крутиться, будто не желая смириться с тем, что поезд остановлен.

Полковник махнул рукой, и его люди, растянувшись цепочкой, с оружием в руках, побежали к составу. Тот, кого звали Полковником, наверняка знал, что груз находится в первом вагоне. Пробираясь через завалы, люди Полковника пробились к искореженному почтовому вагону. Из него слышались стоны, крики. Дверь, сорванная с петель, валялась в снегу. Один из зеленых ящиков выпал из вагона и лежал под откосом.

Полковник первым увидел заветный ящик – один из нескольких. Он подошел к нему, наклонился и рукавом сбросил снег с крышки. Да, это было именно то, ради чего он и его люди находились здесь, на безлюдном разъезде. Двое из подручных Полковника пробрались в вагон. Зазвучали выстрелы. Стреляли довольно долго, пока не затихли стоны.

Но ни Полковник, ни его люди не могли знать, что, когда локомотив литерного столкнулся с товарняком, один из охранников – сержант Иван Кудинов, самый молодой из всех, находился в туалете. Казалось бы, его первым должна была настигнуть смерть. Но случилось чудо, и сержант Кудинов, когда вагон перевернулся, а дверь заклинило, ударившись головой о полотенцедержатель, потерял сознание, даже не успев сообразить, что произошло.

Он пришел в себя только тогда, когда зазвучали выстрелы. Иван лежал рядом с унитазом.

«Что происходит? – спрашивал себя сержант. – Что случилось? Что за страшный треск.., грохот? Почему вокруг стреляют?»

Он попытался повернуться, но руки не слушались. Все тело словно было налито свинцом, голова нестерпимо болела, раскалываясь на куски.

«Что это? Где я нахожусь?» – Кудинов никак не мог сообразить, почему у него над головой унитаз, почему у него под головой осколки зеркала и откуда столько липкой горячей крови.

– Прикончи этого, видишь, дергается! – услышал он голос из-за двери.

Затем раздалась короткая автоматная очередь и трижды прогрохотал пистолет.

– Оружие собери, – услышал сержант все тот же спокойный и уверенный голос.

«Господи, что происходит?»

И Кудинов, поняв, что сейчас убивают его товарищей, стал молиться. Ему и в голову не приходило попытаться спасти тех, с кем он еще недавно делил хлеб, хотя кобура с табельным пистолетом висела на боку. Осторожно, непослушными пальцами расстегнув кнопку кобуры, он вытащил пистолет и замер, нацелив его на дверь.

«Ну же.., уходи…»

Бревна товарняка завалили окошко, дверь была заклинена. На стене змеилась острыми краями рваного металла трещина. Иван Кудинов, превозмогая боль, корчась и скрежеща зубами, подполз к ней и прильнул глазом к узкой полоске света. Весь мир оказался перевернутым. То, что он привык видеть под ногами, сейчас находилось над головой. По потолку, обходя плафоны, двигались люди в камуфляжной форме. Он видел сапоги, боялся вздохнуть, понимая, что стоит ему издать малейший звук, его прикончат так же, как пристрелили остальных.

«Боже.., спаси…»

Сколько времени прошло – Кудинов не знал. Он взглянул на часы, но циферблат был разбит, и только секундная стрелка неумолимо вращалась по кругу, отсчитывая один оборот за другим. Иван видел, как ящики выносят из вагона, как волокут их по снегу. Но куда несут и зачем – Кудинов не мог сообразить, видел он очень мало, узкий кусочек пространства от одного столба до другого.

«Сволочи…»

Из вагона еще слышался чей-то стон, и по голосу Иван Кудинов понял, что это сержант Башлаков. Ответом на стон Башлакова, внезапно пришедшего в себя, был глухой, как далекий раскат грома, пистолетный выстрел. Вскоре все смолкло. Затихли шаги и голоса, лишь изредка где-то поскрипывал металл. Раздался рев двигателей, и Иван Кудинов увидел, как мелькнули, исчезая, два КамАЗа – один с кунгом, другой с трейлером. Теперь ему предстояло выбраться, а это было очень непросто.

Перво-наперво сержант принялся ощупывать ноги Кости вроде бы целы. Затем ощупал лицо. Если не считать нескольких порезов, из которых обильно текла кровь, он отделался легко. Вот только голова нестерпимо болела. Казалось, в нее налили раскаленного стекла и череп вот-вот не выдержит, разлетится, как лампочка, на которую плеснули холодной воды. Дико саднило левое плечо.

«Наверное, рука вывихнута», – подумал Иван и перевернулся на другой бок.