Она замолчала и задумалась. Монах тоже жевал молча. Ему страшно хотелось пива, но он решил, что хватит водки. При даме пиво и водка – как-то не комильфо.

– Я не понимаю, Олег, может, вы объясните… – Она смотрела на него в упор. – Неглупый мужчина, с мозгами, с жизненным опытом, женится на холодной избалованной потаскушке, ожидая тепла, любви… детей, наконец! Что происходит? Пелена? Сглаз? Не мигает красная лампочка в подсознании? Нутро не вопит: беги, пока не поздно, а то пропадешь?

– Любовь… – сказал Монах после паузы. – Мозги ни при чем, тут скорее физиология. Как вы себя чувствуете, Эмма?

– В каком смысле? – настороженно спросила она.

– После водки.

– Опьянела… Болтаю много, да? Я отвыкла от людей… наверное. Я никогда не пью водку… Вообще ничего! И не ем так много.

– Всего-навсего пара рюмок, ерунда. Вот если бы бутылку! А вот интересно…

Она улыбнулась и кивнула:

– После бутылки я бы полезла на стол танцевать. Токсикоз, ударило бы в голову. Так любовь? – Он кивнул; она схватывала все на лету. – Вы это хотите сказать? На эти вопросы никто еще не ответил. Вернее, отвечают, кто как может. Стихи пишут, романы, кончают с собой, называют звезду именем той самой, единственной… – В ее голосе звучала горечь.

– В детстве я тоже писал стихи, – заметил Монах. – Влюбился в девочку-соседку…

– А она?

Он рассмеялся:

– Она была на три года старше, и у нее уже был мальчик. Первая любовь…

– А я никогда никого… – Эмма запнулась. – Господи! Работа, работа, работа… Сижу как улитка в раковине!

– У моих друзей есть домашний любимец, как сейчас говорят, – улитка Жорик, живет в банке. Очень активный и прожорливый, все время кушает – листики, бананы, сыр… по-моему. Они считают, он их узнает и даже различает по голосам. Так что ваш пример не очень показателен, Эмма.

Она рассмеялась…

– У них хорошая кухня, что удивительно, – заметил Монах, желая ее отвлечь. – Мясо выше всяческих похвал.

– Удивительно? Почему?

– Они поднялись на поминках, а люди после похорон обычно невзыскательны, им не до угощения. Принять на грудь, заглушить боль – это да, а еда дело второстепенное.

– У вас, наверное, успешный бизнес, вы чувствуете клиента. Вы сказали, косметика?

– Что примечательно, натуральная! – Монах со значением поднял палец. – Никакой химии! У нас магазинчик при фабрике и отдельные полки в больших супермаркетах. «Зеленый лист», запомнили?

Эмма кивнула:

– Запомнила. А какой анекдот вы хотели рассказать?

– Анекдот?

– Вы сказали, что хотели рассказать дурацкий анекдот, чтобы развлечь меня. У вас один на всех или много? – В ее взгляде проскользнуло лукавство, и Монах подумал, что она не такое уж страшилище, как утверждал Добродеев.

– Дурацкий? Запросто! Извольте. Гуляет спетая компания, все друг друга знают, анекдоты тоже давно известны и пронумерованы. Один выкрикивает: тридцать три! Все смеются. Пятнадцать! Гомерический хохот. Семь! Старший бац ему подзатыльник: придурок, тут женщины! Помню, его рассказывали в пятом классе, страшно популярный был. Мы бегали, выкрикивали разные цифры и дико ржали.

Эмма расхохоталась…

Глава 18

Разбор полетов

У него вагон достоинств,

Недостатков нет почти,

Ничего ему не стоит

Вам улыбку принести.

А. Барто. Мой друг

Около полуночи позвонил Добродеев и невнятно отрапортовал, что он уже дома.

– Задание выполнено, Христофорыч, ч-честь имею! Бражник доставлен домой в целости и сохранности, неплохой мужик, в сущности… да! Пьет, правда… а если спросить, а кто сейчас не пьет? То-то. Не врубается ни разу, что случилось, Маргарита… это… святая, всё происки завистников и злых языков. Даже заплакал… прикинь! Подробности при встрече, Христофорыч. Могу приехать прям счас! Я в активе… запросто! Свистну тачку…

– Давай завтра, – сказал Монах. – День тяжелый…

– Ага, тяжелый, сволочь. То одно, то другое. Ты как? Разделал под орех… эту, как ее…

– Ее зовут Эмма. Нормально. Неглупая особа. Кстати, отзывалась о тебе позитивно, очень респектабельный, сказала, сразу видно, что умный и опытный журналист.

– Да-а-а? – удивился Добродеев после продолжительной паузы. – Что еще?

– Подробности при встрече, Лео, как ты сказал. Приезжай завтракать, только у меня пусто. Анжелика говорит, мышь повесилась…

Добродеев хихикнул:

– Понял, не дурак. Мышь! Буду в десять. Как этот… фонарь! В смысле, штык! С провьянтом… в клювике.

…Монах постоял под душем – вода была едва теплая – и повалился на свой безразмерный диван. Сна ни в одном глазу, и он принялся вспоминать Эмму. С самого начала: как увидел ее, сидя в засаде за памятником с ангелочками, издали. Потом, ближе, когда она шла за Бражником, а Добродеев бесцеремонно ее отодвинул. А перед этим подошла неизвестная женщина и отдала ему конверт. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить: она из прошлой жизни, ибо что такое двадцать лет? Или сколько он там отсутствовал… Связи сохраняются, и иногда натягиваются, когда не ждешь, и лопаются. Дзынь! Закон бытия, ничего не канает в Лету… или канует? Проканывает? Удивительно, у него, кажется, нет настоящего времени… у этого глагола. Интересно, что удалось выудить Добродееву. Неизвестная подошла, лоб в лоб, решительно, как старая знакомая… в черном, средних лет, лицо невыразительное… А уже после этого налетел Добродеев и вцепился мертвой хваткой. Оттеснил животом, как сказала Эмма. Вежливая. Могла сказать «пузом» или еще как-нибудь… образно. Интересная особа. Отогрелась, дернула рюмашку, расслабилась… Разговорилась. Сейчас ест себя поедом за слабину. Он представил, как звонит ей, а она отвечает ледяным голосом, посылает его в… игнор. Монах усмехнулся. Живет в центре, дом старый, но вполне приличный. Из окна, как он прикинул, видна площадь. Ей бы почаще улыбаться… и раскрасить лик, как говорит Анжелика. Изменить прическу. Неглупа, характер чувствуется. Аскетична, довольствуется малым. Постоянная оборонительная позиция: выражение лица, тон, колючий взгляд – все оборонительная позиция. Даже безликая одежда. Душа требует тепла, симпатии, а взять не умеет. Попросить тоже – не знает как. Расслабляться не умеет, быть слабой – тоже. Не дай бог выказать слабость… Дуреха! Смотрит на себя со стороны и командует: стоять! Смирно! Шагом, бегом, туда, сюда… Такие идут на костер за идею. Не улыбается. Даже собаки умеют улыбаться… Например, Херес, пес Саломеи. Очень незаурядная личность…

Мысли Монаха плавно перетекли к ведьме Саломее Филипповне, потом к каменной бабе из пещеры и членам клуба-сообщества «Руна», которые готовятся к контакту с внеземными цивилизациями. Молодцы ребятки! Вот прилетят зеленые человечки, все растеряются, забегают, а они готовы. Мир, дружба, жвачка!

Он