Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужчине было тяжело говорить, вспоминая о жене, поэтому я решила помочь:
– Подождите, я вам воды принесу. Где у вас кухня?
Бриль, похоже, даже не понял, кто его спрашивает. Просто махнул рукой себе за спину:
– Там.
Не стала уточнять, вопрос был больше для вида, просто, чтобы его отвлечь. Конечно же, квартира не может оказаться настолько большой, чтобы я не нашла в ней святая святых любого семейного гнезда. Жилплощадь и вправду была маленькой. Только две комнаты, кухня и раздельный санузел. Порывшись в ящиках, нашла стакан. Потрогала чайник – холодный, но вода в нем есть. Отлично, прекрасно подойдет.
Перед тем, как вернуться обратно в комнату, я на мгновение замешкалась. Меня что-то смутило на этой кухне, к сожалению, что именно – я пойму несколько позже. В этот час я не увидела ничего, кроме сияющих чистотой поверхностей. Чистота была ошеломляющей. Подобной педантичности могла бы позавидовать любая хозяйка. У меня дома, например, сколько бы мы с мамой не старались – постоянный бардак. В раковине, сколько ее не мой, стоит посуда. Специи перепутаны, на столах вечно что-то валяется. То Ленка забудет сметану убрать, то Олежек стакан на столе оставит. Да и за мной бывает, что-то остается. Вот так вот срочно сорвут куда-то ехать и все, бывало, и обед недоеденный пропадает, или завтрак. Здесь же полная, ну просто абсолютная чистота.
– Детей у вас нет? – донесся из комнаты вопрос Терехова.
– Нет, нету. Не нажили.
– А эта квартира, давно у вас? Ремонт я смотрю, новенький. И дом сам тоже.
– Квартиру мы вместе купили. Продали мою дачу и купили квартиру. Я все надеялся, детишки будут, хотел побольше, Оля настояла на квартире в новом доме, престижнее. У нее, видите, работа такая – все должно быть престижнее. И машина, и квартира. А мне… мне с моей… – мужчина запнулся и в этот момент я вернулась в комнату, подала ему стакан с водой, решив, что молчит он из-за пересохшего горла.
– С вашей? – мягко подтолкнул его Горовиц, бросив на меня полный недовольства взгляд.
– С моей… работой. С работой, мне престиж не нужен. Мне бы детей… Семью нормальную. Оля все спешила. Все гналась за карьерой, денег больше хотела. Говорила, что потом. Потом, да потом. А теперь выходит… и потом не будет.
– Понятно, – протянул Терехов, сделав пометку в своем блокноте.
– Скажите, а когда мне тело отдадут? Оленьки? Мне же похоронить ее надо…
На мужчину было больно смотреть – потерянный совсем.
– Не сейчас, Марк Лаврентьевич. Нам необходимо время на дополнительную экспертизу. Я утром позвоню судмедэксперту, поинтересуюсь. Хорошо? А сейчас давайте вернемся к тому, зачем Ольга Филатовна отправилась на свою дачу в Киселево.
Бриль насупился и сделал несколько глотков воды.
– Оля каждый год отмечает свой день рождения. На даче больше места, чем у нас дома, поэтому друзей зовем в Киселево. Мы запланировали шашлык, как бы открытие сезона.
– Хорошо, – кивнул Терехов, – почему вы не поехали с супругой?
– Я уже говорил, был занят тем утром. Я должен был приехать вечером, вместе с гостями. В поликлинике был.
Следователь записал.
– У вас что-то болело?
– Нет, я там был по другому вопросу. Послушайте, это же не имеет отношения к делу! Я был в клинике, меня там видели, к чему этот бессмысленный допрос?
– В деле об убийстве, Марк Лаврентьевич, важна каждая мелочь. Отвечайте, пожалуйста, на заданный вопрос.
– Какая разница… – внезапно окрысился Бриль.
Горовиц толкнул сидевшего рядом супруга убитой женщины плечом и подмигнул:
– Вы там были не один? А, Марк? Признайтесь, он все равно докопается.
– Ну… – протянул Бриль. – Ну зачем вам это?
– Признавайтесь… – настоял Горовиц.
– Да! Да, я был не один! Коллега попросила сопроводить ее на УЗИ. Она беременна, отец ребенка бросил ее, мы давно работаем вместе, она просто… просто не хотела, чтобы в женской консультации на нее смотрели, как на мать одиночку…
Горовиц не отстал, ударив следующим вопросом прямо в лоб:
– Это ваш ребенок, Марк? Не отпирайтесь, бессмысленно.
Бриль покраснел как рак, выронил стакан и схватился за сердце:
– Господи… Господи, ну зачем вам все это… Это не касается… Меня там не было… Меня не было…
Терехов хотел уже было дать команду помощнику позвонить в скорую, но Горовиц упрямо остановил его жестом:
– Заканчивайте ломать комедию, Бриль! Вы изменяли своей жене, изменяли давно, не стоит делать вид, что вы настолько сильно переживаете по поводу ее смерти!
Вроде бы как, все ожидали, что уверенная выходка писателя должна привести к раскрытию преступления, но случилось все иначе. Бриль сначала покраснел, потом побелел, закатил глаза и в момент обмяк, упав на спинку дивана, а с нее уже съехал на плечо сидевшей рядом знаменитости.
Терехов отреагировал мгновенно, приказав подчиненному набрать телефон неотложки.
– Эй, эй, дружище, – писатель безуспешно потряс бедолагу подозреваемого. Эффекта это не возымело, поэтому следователь нас быстренько выставил за дверь:
– Гарри, ни к чему вам это. Езжайте домой, я вам потом позвоню и все расскажу. От него сегодня пользы больше не будет.
Таким образом мы оказались на улице. Горовиц попросил меня подождать немного в стороне, пока он подгонит машину, начался дождь, он типа хотел как лучше, чтобы я не промокла, скача вместе с ним по быстро образовавшимся лужам и грязи, еще присутствовавшей на асфальте после зимы. Ледяной ветер, отвратительный дождь и черный снег – это визитная карточка нашего города в весеннюю пору. Не знаю, специально ли, или по случайности, но в месте, где я должна была ждать автора, была самая большая лужа во дворе. Из-за темноты и не горевшего одного фонаря, я об этом узнала, когда оказалась с ног до головы облита водой из нее.
– Черт! Простите меня! Ева, я, серьезно, не хотел! А мне так надо было с вами поговорить!
Он извинялся, подпрыгивал вокруг меня, а услышав, что к себе я его ночью не позову, уговорил поехать к нему, там поговорить и просушить одежду. О чем я только думала, когда соглашалась на этот изначально абсурдный план?
Глава 21
Писатель потер щеку, отпустил мой локоть и с налетом сарказма произнес:
– Я надеюсь, ваш чай от этого станет вкуснее.
– Даже не сомневайтесь!
Я взяла этот чай и с гордым видом уселась обратно на диван. Горовиц, немного пожевав губами, велел сыну:
– Гордон, оставь нас. Здесь будет взрослый разговор.
– Пап, ну ты что? Мне же почти девятнадцать! – возразил «мальчик». – Мать сказала, я должен с тобой общаться.