Мама так и не опомнилась от страшного горя, она как будто полностью растворилась в нем, понимая свою вину за это перед детьми и будучи не в силах что-то изменить. Зимой, через полгода после смерти отца, Нонна и Дима похоронили мать и остались одни.

Он никогда не вспоминал то время как очень тяжелое. Нонна только-только окончила институт, работала инженером, получала копейки, и они еле-еле сводили концы с концами, но не унывали. Ели бутерброды с вареной колбасой и щи из квашеной капусты, иногда сидели с друзьями на кухне до поздней ночи, пели романсы и играли на фортепьяно в четыре руки.

Когда кому-то из них хотелось уединиться с предметом страсти, другой ночевал на даче. Они никогда друг другу не мешали.

Он панически боялся, что сестра, у которой один бурный роман сменял другой, выйдет замуж, и он останется совсем один. Никому не нужный.

Потом он долго помнил свой юношеский страх. Может быть, именно поэтому он и не думал никогда о женитьбе – не хотел оставлять сестру одну.

Зачем он женился на Ире? Почему?

На улице почти стемнело, и Лучинский с сожалением встал, завинтил недопитую бутылку, запер кабинет и на метро поехал домой.

– Что так поздно? – спросила Ира и потянула носом. – Ты пил?

– Да, – раздеваясь, ответил Дмитрий Михайлович. – Пришлось.

Он слегка отодвинул ее, когда она приблизилась то ли поцеловать его, то ли обнять, и прошел в ванную.

Ирина казалась обычной, такой, как всегда, но он не успокаивался.

Жена щебетала, рассказывала, как застряла в пробке, как какой-то идиот чуть не въехал ей в бок и как она промокла, когда бежала к подъезду, потому что забыла зонт.

Она щебетала и щебетала, и он, не выдержав, спросил:

– Ирочка, твои проблемы на работе разрешились?

– Да, Дима, – безмятежно ответила она.

Дмитрий Михайлович старался уловить в щебете жены хоть какие-то следы страха или беспокойства и не мог. «Я все придумал», – убеждал он себя и даже стыдил, но желание знать правду и недоверие к жене только нарастали.

Он дождался, когда Ирина выйдет из кухни, и подмешал ей в травяной чай три таблетки сильного французского снотворного.

Ира заснула, он немного подождал для верности и стал методично обыскивать квартиру. Только через два часа он нашел спрятанную под ванной маленькую плоскую сумочку, бабушка называла такие ридикюлями. В ридикюле лежали какие-то лекарства, целая пачка, и серебряные гранатовые серьги. Он подержал серьги в руках, тупо их рассматривая, и положил назад в сумочку. Почему-то сейчас подлость жены по отношению к Лере казалась ему детской шалостью.

Остаток ночи Дмитрий Михайлович просидел в кресле, закинув руки за голову. Вспоминал вчерашний разговор с сестрой и неожиданно понял, что чего-то самого важного Нонна ему не сказала. Он думал только о себе и об Ирине и сестру почти не слушал.

«Поеду и все из нее вытрясу», – пообещал себе Дмитрий Михайлович и только под утро ненадолго задремал.

На работу Лена опаздывала, шла в довольно плотном потоке спешащих к институту людей. Вообще-то приходить вовремя у них считалось почти дурным тоном, вовремя приходило только начальство да несколько энтузиастов, а все остальные подтягивались медленно и неохотно. Лена всегда появлялась вовремя, она никуда не любила опаздывать, чувствуя в таких случаях глупый дискомфорт. И сейчас она торопливо шла на работу, прекрасно понимая, что придет она вовремя или опоздает, ни для кого не имеет никакого значения.

Лена прошла проходную, теперь висел только один некролог, и она опять пожалела, что фотография Владимира Магулова такая неудачная.

– Жалко его, – вздохнула неожиданно появившаяся рядом Наталья. – Забавный был парнишка. Жалко.

Говорила она искренне.

– Да, – покивала Лена, – жалко. И родителей жалко. Ужас.

– Ира, – окликнула Наталья проходившую мимо Лучинскую, – Володя успел сделать, что ты просила?

– Что? – повернулась к ним Ирина. Лену она как будто не видела. – О чем это я его просила?

– Я не знаю, о чем, – опешила Наталья, – тебе видней, что он тебе должен был сделать.

– Вы что? – Ирина надвинулась на них, и Лене стало не по себе. – Бредите?

Языкастая Наталья совершенно растерялась, и Ирина, круто развернувшись, прошла мимо.

Это было странно. Конечно, Наталья Борисовна не начальство, перед которым Ира лебезила, но ведь и не девочка-монтажница, мнение которой ничего не значит. Так откровенно хамить Наталье не стоило, и Ира, обладавшая потрясающим чутьем на человеческие характеры, напрасно приобрела себе врага в ее лице. Наталья Борисовна проработала в институте всю жизнь, всех, включая генерального, прекрасно знала и могла при желании сильно подпортить Ирине репутацию, чего та не могла не понимать.

Значит, напоминание о разговоре с несчастным Магуловым выбило ее из колеи настолько, что она совершила большую ошибку.

– Не обращайте внимания, – посоветовала Лена, чувствуя восхитительный сыщицкий азарт, – Ирина тяжелый человек. А что за история с деньгами?

– Ну и хамка! Нет, ты подумай! Ну что я такого сказала? Правду девчонки говорят, что она стерва. А я еще, дура, им не верила.

– Да плюньте вы на нее. Не хватало только из-за этого расстраиваться. А какие у нее могли быть дела с рядовым программистом?

– Да я сама удивилась…

В понедельник Наталья приехала на работу прямо с дачи и случайно обнаружила, что забыла ключи от квартиры. Муж в тот день должен был прийти поздно, вечером он читал лекции студентам, она позвонила ему, попросила привезти ключи и отправилась в садик ждать благоверного. Садиком назывался внутренний двор огороженной институтской территории, где между берез и елей стояли лавочки, а на дорожках валялись толстые бездомные собаки, жившие при институте не первое поколение. Народу почти не было: обеденный перерыв еще не наступил, да и в обед женщины предпочитали пройтись по магазинам, а мужчины, как правило, совсем не покидали рабочих мест. Наталья сидела, курила, злилась на мужа, что тот все не едет, и совсем не прислушивалась к чьим-то близким голосам. Прислушиваться начала только тогда, когда поняла, что разговор идет если и не на повышенных тонах, то близко к этому. Голосов было два: мужской и женский. Наталья встала с лавочки, пошла на звук и тогда увидела Ирину и Володю Магулова, и очень удивилась странной парочке. Они же, увидев ее, сразу замолчали и поздоровались. Тут у Натальи наконец-то зазвонил мобильный, и она помчалась к проходной встречать мужа. В одном она была уверена твердо: Ирина чего-то от Володи требовала.

– Может, он ей софт ставил? – предположила Наталья.

– Может быть.

– Ой, да черт с ними! Пойдем, Лен, – она дернула ее за рукав. – Вот ведь сволочь какая, все настроение испортила.

Они дождались лифта и поднялись на свой этаж.