– Поняла уже, что забрала с собой из чащи? – спросил он и кивнул на Нивью.

– Себя забрала, – ответила она, вскидывая подбородок. – Плутала-плутала, милого отпустила, а сама вернулась к себе и не горюю, как думалось.

Господин Дорог обернулся на поляну. Настала его очередь ворожить со временем: нечистецы плясали медленно, и костры горели с ленцой, плавно и томно выкидывая вверх пламенные руки.

– А вот и не только, – Господин Дорог разулыбался, будто обрадованный неточным, по его мнению, ответом. – Ты теперь ребёнка носишь. Того, какого положено звать подменным и выменивать на простого человеческого.

Колени Нивьи подкосились, но она устояла на ногах. Сердце заколотилось тяжело и часто.

– Как – ребёнка?

Господин Дорог погрозил ей пальцем со светляком на ногте.

– Что думала – любиться с лесным князем и уйти от него порожней? То ведь я завёл тебя к нему, Нивья Телёрх. Я путь твой вил и дорогу указывал, потому что этот ребёнок мне угоден. Мне и всем Княжествам.

– Чем это угоден?

Нивье было трудно сохранять холод в голосе. Ей стало страшно. И снова вернулись сомнения: что в деревне скажут? Как она станет менять младенца? Пробираться в чужую деревню и красть втихаря чужого ребёнка? И если её ребёнок умрёт, то не заподозрят ли чего деревенские? Хорошо бы, если б подумали, что он от Радора, а то ведь увидят, что дитё хиреет и чахнет и сразу поймут, что с лесовым нагуляла.

– Ты снова становишься Нивьей Телёрх, которая никогда не ступала в Великолесье. – Господин Дорог покачал головой. – Ты ведь нашла себя, как думаешь. А это значит, что больше в твоей жизни нет места сомнениям. Всё сложится удачно для тебя. Не бойся. Мы с тобой прямо сейчас договоримся.

– О чём?

– О сыне твоём. Ты не станешь воровать деревенского ребёнка и дарить его своему лесовому. Ты отдашь своего сына мне.

– Отчего ты так уверен, что у меня будет сын?

Нивья зачем-то торговалась, хотя знала, что смысла в этом нет. Ей хотелось проснуться, но сон крепко держал, не позволяя вынырнуть в быль, в тёмный мрак своей комнаты, сладко пахнущей деревом и черёмуховыми цветами.

– Ты невнимательно слушаешь. – Господин Дорог неодобрительно пожал губы. – Я ведь сказал, что на всё – моя воля. И на твоего сына тоже. Так что? Закрепляем сделку? Ты не воруешь детей и не несёшь в чащу. Твой, наполовину нечистец, живёт долгую жизнь, и не чахнет с тоски. А когда приходит срок, я являюсь за ним и забираю его. Для князя.

– Для Смарагделя? – не поняла Нивья.

– Для людского князя. Твой сын станет соколом, княжьим гонцом, таким, каких до него ещё не было.

– И не иссохнет в его груди наполовину нечистецкое сердце?

Господин Дорог торжественно кивнул и протянул Нивье ладонь.

– Я уже договорился с Владычицей Яви. Не иссохнет.

Нивья немного помедлила, прежде чем пожать тонкие пальцы властителя судеб. Она лихорадочно думала, как бы обмануть его? Как бы выторговать для сына лучшую долю? Но решила, что с Господином Дорог людские хитрости не пройдут, только обернутся злом. Нивья подала руку и вздохнула.

– Забирай. Но и мне приготовь счастливую судьбу. Лесового не забуду, но и среди людей хочу жить так, как принято.

– Он проживёт с тобой пять зим, прежде чем я приду. Когда заберу – подменю его воспоминания, чтоб не плакал о родном доме. В деревне станешь всем говорить, что сын от Радора, а после все будут думать, что ребёнка унесла хворь. Замуж тебя возьмёт брат Радора, тут тоже не пугайся.

– Терень?

– Другой, Лимеон.

Нивья снова вздохнула. Конечно, Лимеону было далеко до крепкой мужественной красоты Радора, но он был младше, а значит, мог ещё вырасти широкоплечим и густобородым. Да и мягок нравом, вроде, был, не стал бы зло на жене срывать и не вредил бы сыну родного брата.

– Ладно. Договорились, властитель судеб. Только ты хорошо плети и моё кружево, и сына моего. Со Смарагделем-то свижусь?

– Свидишься не раз, как же.

Господин Дорог растворился, и Нивью вытолкнуло на поверхность были. В комнате висели серые предутренние сумерки, в саду заливался соловей, и воспоминания о сне выветривались быстро, стирались и мутнели, и к утру Нивья уже не могла понять, что из событий прошедшего дня было правдой, а что она сама себе придумала.

Ни праздники, ни сон про Господина Дорог уже не казались ей чем-то, что произошло на самом деле. Зато с того дня у её оконца стали часто виться светляки – серебряные, красивые, стучались тельцами о слюду в частом переплёте, словно хотели заглянуть в девичью горницу и присмотреть за её обитательницей.

КОНЕЦ