Когда мы подошли к траттории, я поразился, каким же образом я не заметил ее раньше: входом служила стеклянная дверь, и имелось большое окно, позволявшее видеть один-единственный внутренний зал, в котором очень близко друг к другу стояло с десяток столов, накрытых бумажными скатертями в белую и красную клетку, по большей части уже занятых посетителями и заставленных тарелками, от которых исходил манящий пар. Наружная ставня была серой, металлической и опускающейся, из чего следовало предположить, что на месте траттории некогда располагался гараж.

Звуковой фон внутри был типичным для тратторий – семейных римских заведений, в которых громче, чем шумная болтовня разгоряченных вином посетителей, звучит голос хозяйки, перечисляющей блюда дня. Я потерял дар речи: само провидение завело меня в это благословенное место!

Мы вошли и сели за маленький столик, и хозяин тотчас же принес корзиночку с хлебом и литр красного домашнего вина. Я попросил у него меню, и мне никогда не забыть тот сообщнический взгляд, который он бросил на меня, услышав, что Элизабет говорит по-английски. Его ухмылку можно было расценивать следующим образом:

– Я тебя понял! Позабочусь о том, чтобы у американки получился хороший вечерок!

Я хотел ответить ему:

– Ах, милок, ничего-то ты не понял! Тем не менее спасибо! – но это было бы трудно перевести для нее; так что я ограничился ответной улыбкой, с совершенно противоположным его ухмылке смыслом.

Выбор был не особо велик, но, несомненно, возбуждал аппетит. В качестве первого, пока мы сдерживали аппетит брускеттой[93]с помидором, я предложил Элизабет отдать предпочтение одному из трех блюд: спагетти алла карбонара, букатини алламатричана или перышки алларрабьята[94].

С учетом того, что гвоздем вечера должно было стать второе, я счел, что перышки алларрабьята являются самым легким из первых блюд: ведь, в общем, речь шла только о перышках, в то время как я обычно ел ригатони, причем всегда гофрированные, поскольку соус лучше задерживается на их поверхности – припущенных в сковороде в соке порезанных на кусочки помидоров, оливковом масле, чуть поджаренном до золотистого цвета чесноке и с большим количеством перцев, основным составляющим, поскольку «злость» соуса зависит только от них. После чего я объяснил Элизабет, что можно посыпать их пармезаном или римским козьим сыром.

Я заказал на двоих. Через несколько минут в центре нашего стола приземлились две изрядные порции перышек алларрабьята, которые Элизабет в отличие от меня посыпала ровным слоем сыра.

Итак, признаюсь: единственное, чего я не ем, так это сыр на макаронах! Я знаю, что для нас, итальянцев, это идеальное сочетание, паста с соусом плюс тертый сыр. Но мне он не лезет в горло, так как получается, что у всех соусов одинаковый вкус!

После перышек на наших тарелках остался чудесный и более чем соблазнительный слой соуса: я не устоял и предложил моей сотрапезнице проделать то, что строжайшим образом запрещает этикет, но в некоторых случаях является единственным выходом: собрать весь этот божественный остаток кусочком белого хлеба и отправить его в рот. Для меня является преступлением позволить унести тарелку, не погрузив в нее несколько ломтиков хлеба, готовых впитать в себя остатки соуса. Таким образом, чтобы не испытывать чрезмерного смущения, я решил, что должен убедить Элизабет проделать то же самое, и, к моему удивлению, она охотно согласилась и предприняла атаку на соус.

Мы уже одолели первую половину нашего ужина, и благодаря сентябрьскому теплу и прежде всего зажигательному воздействию перцев, домашнему вину и тому факту, что Элизабет с удовольствием поглощала все, что угодно, я почувствовал себя совершенно расслабленным.

Именно в этот момент Рим презентовал нам одну из тех картинок, которые можно наблюдать только здесь: за двумя удаленными столами два господина среднего возраста начали спорить на повышенных тонах; через некоторое время оживленный обмен мнениями сменился возбужденными пререканиями.

Раскрасневшиеся щеки спорщиков свидетельствовали об их опьянении, естественно, взоры всех посетителей траттории – перепуганных туристов и римлян, готовых насладиться этим спектаклем, неизбежно обратились на них. Как известно, в Риме все легко выходит за рамки…

Оба поднялись во весь рост с видом людей, пришедших сюда, чтобы затеять драку, обрушивая друг на друга самые выразительные оскорбления в лучших римских традициях, взывая к памяти матерей и предков, и чем дальше, тем больше. Бедная Элизабет, казалось, перепугалась при мысли о кровопролитии; но я-то знал, что они никогда не подерутся. Оба все больше приближались один к другому, однако же избегали прикосновений и призывали присутствующих, ради Бога, остановить их, в противном случае они поубивают друг друга. Но финал оказался разыгранным как по нотам: неизвестно откуда материализовались четыре здоровяка, которые схватили двух буянивших пьянчужек, успокоили их, как детей, и, налив им красного вина, предложили скрепить мир рукопожатием, а затем вывели их из ресторана под белые руки.

В Элизабет все еще чувствовалась какая-то напряженность, и я успокоил ее тремя словами:

– Добро пожаловать в Рим!

Сейчас не хватало только самой изюминки обеда: второго блюда.

Находясь в семейном заведении, Элизабет не могла отказаться попробовать историческое римское блюдо. Среди различных вариантов мне попалось одно из наиболее изысканных кушаний мировой кухни: бычий хвост алла ваччинара!

Хвост бычка алла ваччинара – это блюдо, рожденное в районе Регола, где проживали дубильщики кож, именуемые «ваччинари». Как и с любым рецептом, всегда существует официальный вариант блюда, но фактически любой римлянин скажет вам, что только его бабушка, будучи хранительницей секретного и неповторимого рецепта, готовила истинный бычий хвост алла ваччинара. Обычный рецепт с небольшими вариациями предусматривает следующее: подрумянить порезанный на кусочки бычий хвост в смеси поджаренных чеснока, лука, измельченного сала, моркови и сельдерея, чтобы он пропитался их ароматами, затем добавить стакан вина и кусочки помидоров, с которых снята кожица. Все это тушится примерно с час, затем заливается водой и оставляется на огне примерно на три часа, но некоторые клянутся, что не помешает еще один час. Важно лишь, чтобы готовый хвост стал мягким.

Некоторые считают, что истинный секрет состоит в том, чтобы использовать столько сельдерея, сколько весит хвост. Другие утверждают, что испробовать его наилучшим образом можно, лишь взяв при еде руками, но это не является тайной.

Я уже представлял себе, что Элизабет вежливо проигнорирует мое предложение или столь же вежливо отодвинет блюдо с дымящимся хвостом (нет, нельзя сказать, что это самое подходящее блюдо для писателей…). Последним ударом для нее станет наблюдение, как я буду брать его руками.

Однако же и на этот раз Элизабет потрясла меня, с улыбкой согласившись попробовать бычий хвост алла ваччинара, поданный с гарниром из цикория, припущенного с чесноком и сладким перцем. Но что мне доставило величайшее удовольствие после того, как моя гостья с наслаждением, читавшимся в ее глазах, расправилась с этим блюдом, так это то, как она, оказавшись способной ученицей, по традициям римской жизни немедленно применила на практике полученный урок: собрала ломтиком хлеба подливу от хвоста!