Став государственной, валюта попала под власть политиков, чей горизонт планирования не превышает нескольких лет, а основная цель — добиться переизбрания. Неудивительно, что большинство их решений принимаются в краткосрочной перспективе и валюта используется для финансирования избирательной кампании за счет будущих поколений. Как выразился Генри Луис Менкен, «любые выборы — это своего рода усовершенствованный аукцион краденого»[69]. В обществе с твердой и свободной от политического давления валютой граждане должны учитывать, что любое их экономическое решение будет иметь долгосрочные последствия для всей семьи. Хотя и в таких условиях некоторые все равно будут принимать безответственные решения, лишающие наследства их потомков. Тем не менее всегда есть вероятность ответственного, разумного выбора. После национализации валют такой выбор делать сложнее, поскольку государственный контроль над денежной массой неизбежно лишает нас стимулов к накоплению, поощряя тягу к заимствованию. Как бы разумны и осторожны мы ни были, накопления наших детей все равно обесценятся, и им придется расплачиваться налогами за инфляционную политику правительства.

Теперь, когда истаявшее межпоколенческое наследство подорвало статус семьи как ячейки общества, безлимитная чековая книжка позволила государству направлять жизнь граждан в любое русло, вмешиваясь во все ее аспекты. Если раньше деятельность индивида в первую очередь финансировала семья, то теперь эта роль принадлежит государству, и в результате стремление поддерживать родственные связи ослабло.

В традиционном обществе любой человек осознает, что в старости ему понадобится поддержка детей, поэтому в молодые годы заводит семью и стремится обеспечить детям достойную жизнь. Однако если долгосрочное вложение в принципе не имеет смысла, если накопление контрпродуктивно из-за обесценивания платежного средства, то и это вложение в будущее становится менее прибыльным. Политики внушили нам ложную уверенность в том, что вечный достаток и высокую пенсию можно обеспечить, включив волшебный печатный станок, поэтому вклад в развитие семьи становится все менее популярным. Со временем стимулы к ее созданию исчезают и все больше граждан в итоге оказываются одинокими. Браки распадаются чаще, ведь партнеры не всегда готовы вкладывать в семейную жизнь эмоциональные, моральные и финансовые ресурсы. Даже в благополучных и полных семьях рождается меньше детей. Хорошо известный феномен современности — кризис института семьи — невозможно полностью объяснить без учета роли фиатных денег, которые позволили государству присвоить ряд важнейших функций, ранее исполняемых семьей, и практически отняли у граждан стимул вкладываться в долгосрочные семейные отношения.

Отказ от семейной поддержки в пользу щедрот государства, по всей вероятности, оказался проигрышным вариантом для тех, кто его выбрал. Многие исследования показывают, что степень удовлетворенности жизнью в значительной степени зависит от наличия близких и тесных семейных связей с супругами и детьми. Кроме того, согласно результатам исследований, количество случаев депрессии и психологических расстройств возрастает по мере того, как ослабевает институт семьи. В первую очередь это касается женщин. В большинстве случаев первопричиной депрессии и душевных заболеваний становится распад семьи.

Неслучайно кризис института семьи стал побочным эффектом внедрения экономической программы, разработанной человеком, который никогда не проявлял тяги к длительным отношением. Отпрыск богатого семейства, накопившего солидный капитал за жизнь нескольких поколений, Кейнс был гедонистом весьма вольных нравов и не раз вступал в половые связи с несовершеннолетними, в частности даже посещал детские бордели Средиземноморья[70]. Викторианская Британия была высокоморальным обществом с низким временным предпочтением и крепкими семьями. Кейнс принадлежал к поколению, которое воспринимало эти традиции как бремя. Невозможно понять его экономическое учение без понимания той морали, что он хотел привить обществу, полагая, что может его обустроить по своему вкусу.

ИННОВАЦИИ: «ОТ НУЛЯ К ЕДИНИЦЕ» ИЛИ «ОТ ОДНОГО КО МНОЖЕСТВУ»?

Влияние твердых денег на временное предпочтение и горизонты планирования прослеживается не только на уровне личных накоплений, но и в типе проектов, в которые инвестирует общество. При наличии надежных денежных единиц — как, например, в Европе конца XIX века — граждане более склонны делать долгосрочные вложения и направлять крупные суммы на финансирование проектов, которые окупятся лишь в отдаленном будущем. Вот почему многие важнейшие изобретения в истории человечества появились именно в эту золотую эпоху.

В работе The History of Science and Technology («История науки и технологии») исследователи Брайан Банч и Александр Хеллеманс приводят список из 8583 важнейших изобретений и инноваций в истории человечества. Физик Джонатан Хюбнер сопоставил даты появления этих новинок с количеством населения Земли на тот момент и вычислил среднюю частоту появления важных изобретений на душу населения. Оказалось, что общее число изобретений увеличилось в ХХ веке, однако количество инноваций на душу населения достигало пика именно в XIX столетии[71].

Более внимательное изучение открытий, сделанных человечеством до 1914 года, подтверждает выводы Хюбнера. Не будет преувеличением сказать, что современный мир был создан в годы золотого стандарта, предшествовавшие Первой мировой войне. ХХ век в основном шлифовал, оттачивал, совершенствовал и ставил на поток изобретения XIX века. Стремительный темп инноваций прошлого века нередко заставляет нас забыть о том, что сами открытия, преобразившие нашу жизнь, были сделаны несколько раньше.

В популярной книге о стартапах «От нуля к единице»[72] Питер Тиль говорит о наследии тех гениев, которые изменили мир, создав первый успешный образец новой технологии. По его мнению, качественный переход от полного нуля к наличию одного успешного примера новой технологии всегда самый сложный и самый значимый этап в истории любого изобретения, тогда как переход «от одного ко множеству» всего лишь вопрос оптимизации, масштабирования и удачного маркетинга. Горячим поклонникам технического прогресса, вероятно, трудно будет принять тот факт, что переход от нуля к единице чаще всего совершался в эпоху золотого стандарта, то есть до 1914 года, а вот в послевоенном мире национальных валют производился лишь переход от одного ко множеству. Безусловно, в этом переходе нет ничего плохого, но стоило бы задаться вопросом: почему при современной монетарной системе довольно редко наблюдается переход качественный?