Оба брата участвовали в организации союза «Освобождение».[91]Оба теперь находятся под дворянским запретом, но это их не смущает, особенно если и князю Петру удастся так же выгодно ликвидировать свои дворянские имения, как удалось князю Павлу. По существу ни тот, ни другой серьезного влияния на дела партии не имеют. Да они и не стремятся иметь его. Зачем? Они и так во всех родственных гостиных уже известны как очень крупные и опасные общественные деятели, а в партийной среде за ними ухаживали и будут ухаживать из-за их связей и отношений. Иначе говоря: в гостиных они — интересные революционеры, а в революционной обстановке они — интересные завсегдатаи гостиных.

Их политический горизонт необыкновенно широк: в него все умещается, что хотите. И барская жизнь любителей и ценителей прелестей жизни, и удовольствие поиграть в революцию, и уменье устроить личные дела, и крайний демократизм, и преувеличенное мнение о роде, к которому принадлежат…

У кадетов есть еще один настоящий князь. Это бывший секретарь Думы, князь Д.И. Шаховской. Тип студента 70-х годов, одна из тех неуравновешенных натур, которой тесно и скучно без широкой агитации и тех особых волнений, которые дает только участие в заговоре. Вся его молодость прошла в этом. Настоящим образом, конечно, он мог развернуться только к открытию семидесяти семи свобод. Впрочем, именно тут, впервые увидев воочию, что такое то, к чему он так стремился, он весь сжался. Как известно, в Думе он только однажды попробовал что-то сказать, но был резко остановлен г. Муромцевым.

Типичный представитель кадетской тактики, как она понимается г. Милюковым, всегда быть правее преобладающего в партии настроения и, не замечая, вести партию все влево и влево, — такова формула этой тактики.

Есть еще князь Бебутов, но о нем кадеты вспоминают только тогда, когда заходит речь о необходимости увеличить расходы партии. Мог бы быть также и князь Урусов, но его вначале не сумели взять, а потом перехватила по дороге партия демократических реформ, этот забавный кадетский отросток, который только время от времени воспаляется и причиняет кадетам страдания, но сам по себе никому не нужен…

8

За десять лет, прошедших с момента цитируемой выше книжки («Правда о кадетах») до февральских событий, партия кадетов значительно усилила свои позиции. Но внутренняя ее разношерстность и разобщенность, ее спекулятивная сущность — загребать жар власти чужими руками — остались прежними. Даже лидеры не поменялись. Из воспоминаний князя В.А. Оболенского, тоже приобщенного к руководству этой авантюристической партии, то и дело можно «услышать» знакомые по брошюре Васильева-Гурлянда голоса: «ведущего тенора партии» Родичева, поющего чужие песни и вечно забывающего об этом; то по-барски вальяжного, то сверх меры «раздемократизированного», то чрезмерно государственно-значительного бывшего камер-юнкера Набокова, для которого неважно, где произносить свои напыщенные фразы и где решать «судьбу России» — на Васильевском острове или на острове Капри; ходячего фальшивого «родового герба» партии — князя Шаховского, вовлеченного (как и автор воспоминаний князь Оболенский) в сложную и далеко не честную политическую игру тройственного, по образному выражению Васильева-Гурлянда, союза — «воробья, проведенного на мякине», «волка в овечьей шкуре» и «гиены, питающейся трупами». Видим мы в «гостиной князя Оболенского» и одного из главных «двурушников» и лидеров партии — Милюкова. «Хорошо помню, — писал Оболенский о событиях в феврале 1917 года, — заседание Центрального комитета… на второй день революции. Обсуждался вопрос о том, следует ли стремиться к сохранению монархического образа правления. Милюков решительно высказался за монархию. Его поддержало несколько правых кадетов… Большинство склонялось к мнению, что монархия фактически уже не существует и что бороться за ее восстановление и нежелательно и бесцельно. Это, хотя и не проголосованное, мнение большинства ЦК не помешало Милюкову через три дня горячо убеждать Великого князя Михаила Александровича вступить на освобожденный его братом престол». Но и последние хлопоты не помешали тому же Милюкову войти в состав Временного правительства первого созыва, арестовавшего царя, царскую семью и, по сути дела, похоронившего монархию. Не унял он своей разрушительной активности и после того, как на смену дискредитировавшему себя Временному правительству пришла Советская власть. Получалось так, что Милюков и возглавляемая им партия кадетов были против любой государственности, проявляя вместе с тем завидное нахальство в борьбе за крохи привилегий от той или иной власти.

Показания бывшего министра иностранных дел Временного правительства Павла Николаевича Милюкова, которые он дал 23 октября 1920 года следователю Николаю Алексеевичу Соколову, свидетельствуют о том, как с первых дней Советской власти кадеты предпринимали всевозможные меры для организации нового заговора с помощью… немцев, т. е. той силы, за связь с которой, причем недоказанную, большевики теми же кадетами яростно и публично обвинялись. Звучным в этом клеветническом хоре был и голос Милюкова. Так, он категорически воспротивился возвращению русских эмигрантов в Россию после Февральской революции наиболее коротким и безопасным путем, каким являлся проезд через Германию. Причем речь шла не только о большевиках. На этот счет есть у Милюкова откровения с другим следователем — Павлом Александровичем Александровым, ведшим по поручению Временного правительства дело «об измене большевиков».

11 октября 1917 года бывший министр, но еще проживающий в Петрограде, рассказывал Александрову: «Вопрос о возвращении эмигрантов осложнялся только желанием некоторых из них вернуться в Россию кратчайшим и наиболее безопасным путем через Германию. В этом смысле ко мне, как к министру иностранных дел, поступил ряд ходатайств телеграфных от швейцарских эмигрантских организаций. Ходатайства о проезде через Германию мотивировались тем, что более далекий путь через Францию и Англию небезопасен и что союзные правительства ставят эмигрантам на этом пути препятствия, лишающие их возможности массового возвращения в Россию. Для облегчения возможности проезда через Германию мне рекомендовалось в этих телеграммах приравнять эмигрантов к военнопленным и поставить вопрос на точку зрения обмена политических эмигрантов на неприятельских военнопленных, пребывающих в России. При этом из донесений представителей информационного ведомства за границей я узнал, что через швейцарских социалистов Платтена и Гримма наши эмигранты уже вошли по этому поводу в сношение с германским правительством, обещая ему начать ходатайство об обмене при посредстве Платтена… В своих ответах обществам эмигрантов я категорически отказался приравнять их к военнопленным…»

Заявив на словах о законном праве эмигрантов возвратиться на родину, независимо от их политических взглядов, «демократ» Милюков (ратовавший за монархию и укреплявший республиканский строй) на деле лишал своих сограждан этого законного права. Нашлось у него и оправдание (на всевозможные уловки, отговорки, двусмысленные толкования он был мастер). Из него следовало, что Милюков направлял эмигрантов именно на более длительный и опасный путь, для отвода глаз ведя переговоры с союзниками «в пользу эмигрантов». Зная о двуличии Милюкова, эмигранты, по всей видимости, ему не доверяли (кто из них мог поручиться за истинную суть его переговоров?), продолжая, к неудовольствию Милюкова, предпринимать меры к осуществлению своего плана. «Несмотря на устранение всяческих препятствий к проезду эмигрантов через Францию и Англию, — возмущался впоследствии в беседе с Александровым Милюков, — я продолжал получать сведения, что группа швейцарских эмигрантов, вопреки протесту их товарищей, продолжает вести переговоры через швейцарских социалистов Платтена и Гримма о проезде через Германию…» При этом Милюков не уточнил, что «товарищи» из «группы швейцарских эмигрантов» — это люди, которые не только в кругу своих соотечественников, но и зарубежных публицистов, политических деятелей приобрели дурную славу склочников, интриганов, скандалистов. Объявившие себя в свое время непримиримыми врагами царизма, они быстро нашли общий язык с Временным правительством, в том числе и монаршествующим кадетом Милюковым. Речь в первую очередь идет об Алексинском и Бурцеве. Первый из них некоторое время примыкал к большевикам, затем сомкнулся с меньшевиками. Ради известности и легкого заработка при случае поругивал тех и других, пользуясь для этого непроверенными сведениями и откровенными сплетнями. Второй — использовал те же методы. Более того, под видом разоблачения провокатора он публично ославил свою партию эсеров. Для получения нужной информации он подставил под удар своего второго товарища по партии — Рутенберга, убившего по поручению тех же эсеров Гапона. В иных случаях в погоне за очередной сенсацией не брезговал не только связями с нечистоплотными лицами, но и дружбой с ними. К примеру, его часто видели в обществе агента царской охранки, а также, как многие утверждали, германской разведки — Манасевича-Мануйлова. Но об этом несколько позже, а сейчас завершу рассказ о кадетствующем монархисте или монархиствующем кадете Милюкове.