Тем временем на берег сошел средних лет человек, одетый в когда-то богатый, а ныне изрядно потрепанный кафтан и колпак с опушкой из лисьего меха, на расшитом поясе в простых ножнах висела кривая татарская сабля. Следом за ним двое вооруженных челядинцев волокли тяжелый сундук. Пригладив пальцем густые пшеничные усы и аккуратно остриженную бородку, незнакомец с любопытством огляделся, подошел к стоящему на пристани Ляшкову, коротко с достоинством поклонился и представился новгородским дворянином Теглевым Евстафием Юрьевичем.

— С чем пожаловал в наши края, Евстафий Юрьевич? — поинтересовался Егор.

— Да вот узнать хочу, не сгодится ли грюненбургскому фогту в дальнем походе лишняя сабля, Да и холопы мои тоже делу воинскому изрядно обучены.

— Хорошие воины нам не помешают, а про поход откуда узнал, коли не секрет?

— Да какие секреты! — махнул рукой Теглев. — От Баженова узнал. Тимофей — знакомец мой старый, он и присоветовал сюда отправляться.

— Ну, если старшинство мое и товарищей моих признаешь и готов вместе, рука об руку, с любыми врагами биться, то добро пожаловать, в замке тебе покои выделим.

Дворянин кивнул головой и направился к цитадели.

— А что, Игнатич, — обратился Егор к атаману, — может, и ты в замок переберешься?

— Нет, я уж лучше со своими ребятами.

— Ну, смотри, как хочешь, там еще одну казарму срубили, размещай в ней вновь прибывших. Попарьтесь в баньке с дороги да приходите с Афоней в большой зал, расскажем о делах наших скорбных.

Появление Теглева в замке насторожило Егора и вызвало у него необъяснимое чувство беспокойства. Однако хорошенько поразмыслив и не найдя для тревоги никаких оснований, Ляшков решил не придавать этому особого значения, но на всякий случай поручил Емелину понаблюдать за новым членом команды.

Надо ли говорить, что последующие дни Ляшков проводил в посадской кузнице, которую занял Илларион. Там привезенные пищальные стволы прикреплялись железными скобами к выточенным заранее ложам. Новые колесцовые замки, крепления для шомпола и ремней после объяснения их необходимости вызвали полное одобрение старого мастера. Работа шла быстро, и к концу месяца оружие было готово. Дело оставалось за малым — найти того, кто им будет пользоваться.

Обязанность по созданию регулярной армии была возложена на Сергея. Для этой цели в деревнях и на хуторах было отобрано четыре десятка молодых парней в возрасте от шестнадцати до девятнадцати лет. Из них сформировали три стрелковых отделения и отделение арбалетчиков. За каждым десятком был закреплен фельдфебель из числа бывших ландскнехтов, которые сейчас гоняли рекрутов до потери пульса, обучая их строевой подготовке и владению холодным оружием. Большое внимание Корнев уделял физической выносливости новобранцев: помимо подтягиваний, отжиманий и поднятия тяжестей, в систему их подготовки входили регулярные марш-броски с полной выкладкой.

Снаряжение каждого будущего солдата составляли: кираса, шлем (шишак, шапель или морион), короткий меч или более тяжелый палаш в зависимости от физических способностей новобранца и холщовый мешок-сидор для личных вещей. Кроме того, каждому стрелку полагались перевязь с двенадцатью патронами, деревянная пороховница, кожаный подсумок для мерного стаканчика, пуль и пыжей.

Между Серегой и Егором разгорелся спор. Первый настаивал на том, чтобы вооружить стрелков бердышами на манер стрелецких, поскольку стрелять без упора из тяжелых пищалей было невозможно. Второй был против дополнительного утяжеления и без того громоздкого солдатского снаряжения и предлагал ввести легкие сошки. Данное предложение подвергалось критике его оппонентом за полную непрактичность. В рукопашной они могли стать только помехой для бойца. В конце концов мнение Сергея одержало верх, и обоим кузнецам был сделан заказ на три десятка бердышей.

Постоянно занятый обучением новобранцев на тренировочной площадке, Корнев, тем не менее, с завидной регулярностью находил благовидную причину для посещения кузницы. Это вызывало беззлобное подтрунивание и добродушные насмешки со стороны товарищей.

Все это время Алексей продолжал работать с пленником, и в конце концов допросы виконта принесли некоторую пользу. Хотя собственноручно писать доклад своему сюзерену он поначалу наотрез отказался, кое-какие сведения вытрясти из него все-таки удалось.

Под давлением обстоятельств этот почтенный господин выложил все, что знал о составе и численности войск в гарнизонах, кое-какие соображения о личности самого комтура и ряда других рыцарей и фогтов. На десерт он преподнес схемы укреплений трех замков, в которых бывал. И только выдав все это и поняв, что рассказал слишком много и обратной дороги нет, де Савиньи все-таки дал согласие на полное и безоговорочное сотрудничество.

Эту информацию Алексей и Егор решили пока никому не раскрывать, результаты допросов содержались в строгом секрете. Все важные документы хранились в ларце под замком в комнате Вжика.

События между тем развивались своим чередом. Пик крестьянских волнений в соседних владениях пришелся на октябрь — ноябрь. Возглавляемые Арунасом мятежники перехватывали обозы с награбленным в деревнях добром и гонцов-одиночек, жгли и разоряли имения рыцарей. Они устраивали засады на небольшие отряды крестоносцев и, нанеся урон, скрывались в лесу, не дожидаясь, когда те соберутся дать отпор. В конце октября бунтовщики неизвестно каким чудом захватили и сожгли замок Альтене.

Комтур Герман фон Бригеней понял, что положение очень серьезное, и решил лично возглавить карательную экспедицию, мобилизовав всех своих вассалов. Он не знал, что этим успехом мятежники обязаны прежде всего агентуре Емелина. Один из слуг под давлением серьезного компромата, предание которого гласности могло стоить ему жизни, согласился на сотрудничество и указал, где находится подземный ход, ведущий в подвал замка. Проникшие ночью в крепость люди Арунаса вырезали караульных и открыли ворота. Когда яростно орущая толпа ворвалась внутрь, сопротивляться было уже поздно.

В середине ноября в конец обнаглевшие повстанцы совершили ночную атаку на лагерь основных сил карателей. Комтур оказался, что называется, «на высоте» и сумел организовать отпор, несмотря на внезапность нападения. Полуодетый, с мечом в руках, он метался среди пылающих шатров, мелькающих теней, лязга оружия и криков умирающих людей. Наконец, опытному вояке удалось сплотить вокруг себя рыцарей и наиболее боеспособных кнехтов, а затем контратаковать налетчиков. Не выдержав удара, те отступили, бросив убитых и часть раненых. Утром, осмотрев разоренный и заваленный трупами лагерь, фон Бригеней пришел в ужас: ночной бой стоил ему почти трети войска. Потери мятежников также были очень велики. Но самым страшным известием оказался доклад о пропаже почти всех лошадей. А воевать пешком крестоносцы не могли.

Показания допрошенных с пристрастием пленных заставили задуматься. Он и раньше предполагал, что за спиной бунтовщиков стоит какая-то более серьезная сила. Сообщения о том, что в мятеже замешаны литовцы, только укрепило эти подозрения. Решив, что сам не справится, фон Бригеней направил гонцов с сообщением о беспорядках и просьбами о помощи к ландмейстеру ордена Вальтеру фон Плеттенбергу, а сам счел нужным отступить. Единственной отрадной вестью было письмо от де Савиньи, в котором сообщалось, что замок Грюненбург находится в надежных руках, а сама территория фогтии является островком спокойствия и лояльности в бушующем море взбунтовавшейся черни. Два гонца, направленных туда с приказом собрать воинов и двинуться на соединение с главными силами, бесследно пропали. Как и предполагалось, оба они были перехвачены повстанцами.