Но на этот раз Франц молчал. И все остальные тоже. Чико еще немного помолчал, а потом достаточно громко, но ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

– И вот еще. Для чего было ей, Белой Даме, соглашаться лезть в эту чертову карету? И генералу было для чего всё это, а?

Но никто ничего не хотел отвечать, все молчали… Как вдруг Саид твердо сказал:

– Вах! Это всё неважно!

– Что?! – спросил Чико.

– Всё, – еще тверже повторил Саид. – Всё вообще. Так что давайте лучше помолчим и подождем. Потому что настоящий мужчина – это тот, кто умеет ждать молча. Потому что это только женщины болтают и болтают без передышки. Правда, Чико?

Но на этот раз Чико смолчал. И все остальные молчали – и пленные солдаты, и их конвоиры крестьяне. И лес вокруг тоже молчал…

А где-то далеко впереди снова послышалась беспорядочная пушечная пальба, которая становилась все громче и громче. Заслышав пальбу, партизаны заметно оживились и принялись громко переговариваться между собой. Тогда сержант, до этого не проронивший ни слова, повернулся к шедшей рядом с ним Мадам и тихо спросил:

– О чем это они говорят?

– О том, что русские уже может быть даже прямо сегодня поймают нашего императора, – так же тихо и совершенно бесстрастно ответила Мадам.

– Нашего? – переспросил сержант.

– Да, нашего. А что?

– Так. Просто уточнил.

– О! – и Мадам улыбнулась. – Неправда. Ведь вы, готова биться об заклад, приняли меня за русскую шпионку. И это всё из-за того, что я вполне свободно владею местным наречием. Разве не так?

Сержант смутился и не нашел, что ответить. А Мадам продолжала:

– Однако плохи были бы дела в нашем ведомстве, если бы мы не могли находить общий язык с неприятелем.

– А вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу! – довольно-таки бесцеремонно перебила сержанта Мадам. – А особенно я не хочу лишней крови. И именно с подобной просьбой я и обратилась к озверевшим от вашего вида местным дикарям и, именами всех местных святых, заклинала их проявить благоразумие и сдержанность. Что, к счастью, и случилось.

– А что случится дальше?

– Я пока не знаю! – все тем же надменным голосом ответила Мадам. После несколько смягчилась и добавила: – Но если вы не будете мне мешать слушать, о чем разговаривают между собой наши враги, то, может быть, я вскоре что-нибудь и прояснится! – и с этими словами Мадам демонстративно отвернулась от сержанта.

Сержант вздохнул и нахмурился. И после еще долго, время от времени косясь на шагавших рядом с ним победителей, старался – и весьма успешно – ни о чем не думать. А после все же не выдержал, подумал… и горько усмехнулся. Ну, еще бы, сердито подумал сержант, опять он вляпался! Пять долгих лет судьба надежно оберегала его от подобной беды, но вот на шестой он все-таки опять оказался причастным к большой и, конечно, нечистой игре! Ведь это же вне всякого сомнения, раздраженно подумал сержант, что Мадам – особа весьма непростая, иначе Оливьер не стал бы выделять ей карету да еще и конный эскорт в придачу. Но вот прохвост! Он же ни словом не обмолвился о той, которая, конечно же, его шпионка или что-то в этом роде! Люлю, кстати сказать, была куда ее красивее. Люлю зарезали, а эту… О, с гневом подумал сержант, эта как ни в чем ни бывало шагает рядом с ним, а вот что у нее на уме, этого никто не знает! Сержант украдкой глянул на Мадам…

И увидел, что она внимательно его разглядывает. Лицо у Мадам было совершенно спокойное и даже безмятежное, а вот утверждать что-либо подобное о себе сержант бы не решился. Поэтому, чтобы скорей скрыть это, он подчеркнуто бодро сказал:

– Не падайте духом, Мадам! Думаю, что всё еще десять раз переменится, и я обязательно доставлю вас к императору!

И тут же подумал: как глупо! Но и еще: и очень хорошо, что глупо! Пусть она думает, что он самоуверенный служака, шпионы любят иметь дело с глупцами. Она сейчас притворно удивится, спросит, каким это интересно образом он намеревается отсюда выбраться. И что ей тогда ответить?

Но Мадам, к счастью, промолчала. Тогда сержант, решив играть свою роль до конца, продолжал:

– В моих словах нет и тени бахвальства. Да, здешний народ фанатичен. Царь превратил всю державу в бесправных рабов, и эти же рабы его боготворят и защищают. Но в августе… Да, в августе нам попался один очень интересный пленный. Мы спросили у него…

(Тут, как мне кажется, разговор уходит несколько в сторону от событий, прямо нас интересующих, а посему я позволю себе вымарать несколько строк. – маиор Ив. Скрига)

– … Вот нами, кстати, – продолжал сержант, – повелевает лучший из лучших, который возведен на престол по достоинству, а не по праву наследования, как здесь у вас… простите, как у них, в России.

И тут сержант вдруг замолчал. Потому что подумал вот что: да, это несомненно, перед ним шпионка, вот только чья? Ведь не случайно же он так оговорился! Ее ведь посадили не в обычную, а в закрытую карету, и приставили эскорт, и устроили невесть какую пальбу! О, это, значит, далеко не так просто! И вообще, черт подери, да неужели, ко всем прочим неприятностям, его еще определили в тюремщики?! А что! Ведь это удивительное знание местного наречия, и эта зловещая черная карета, и эта ее всегдашняя шпионская лживость, и… Да и этого уже вполне достаточно, сердито подумал сержант – и еще раз, очень внимательно, посмотрел на Мадам… а потом осторожно спросил:

– Кстати, сударыня, как вас зовут?

Мадам промолчала.

– Ваше имя, сударыня! – теперь уже потребовал сержант. А сам тем временем подумал: хотя какая теперь разница, теперь и сомневаться нечего – она русская шпионка и больше никто!

Ну а Мадам – тоже тем временем – нахмурилась, а потом негромко, но зато очень твердо сказала:

– Простите! Я, конечно, могла бы вам ответить. Лично вам. Но, понимаете… Генерал просил меня хранить инкогнито. Так что пока что, до его следующего распоряжения, зовите меня просто: Мадам.

– Хорошо, пусть так, – вынужден был согласиться сержант. – Мадам так Мадам. Но тогда соблаговолите мне объяснить, Мадам, с какой именно целью генерал Оливьер решил отправить вас в ставку. Под конвоем! Под…

– О! О! Прошу не беспокоиться! – торопливо перебила сержанта Мадам. – Но! – И тут она по заговорщицки приложила палец к губам. И многозначительно покосилась на идущих рядом конвоиров. Сержанту это очень не понравилось, потому что это было уже совсем лишнее притворство, и он сказал:

– Не думаю, Мадам, что эти люди знают французский. Точно так же, как и я их родной.

– О, да, конечно! – тут же согласилась Мадам. – Но я никак к этому не привыкну. Но ничего, но ничего! Так вот, тогда продолжаю. Итак, прошу не беспокоиться, потому что никаких служебных документов у меня при себе нет. Так что ничего прятать или уничтожать не нужно. Это первое. Теперь второе: а так как мне приходилось бывать и в более сложных переделках, то еще раз повторю: прошу вас ни о чем не беспокоиться! И тогда… – Тут она как-то по особенному улыбнулась. – И тогда я еще сама помогу вам целым и невредимым добраться до императорской ставки!