И тогда язык развязал Ирод Антипа, он пьяно отбросил из-под себя одну из подушек и выровнял спину:

– Сегодня на мое торжество я собрал во дворце достойнейших вельмож и старейшин тетрархии, а также великих людей из-за пределов. Народу Галилеи объявил день отдыха, дабы славили своего правителя. И ты здесь для того же. Однако ты начал оговаривать и поносить моих гостей. – Тетрарх говорил странным примирительным тоном, что на него было не похоже и что удивило многих, особенно Понтия Пилата. И особенно когда Антипа повел рукой и пригласил Иоханана за стол. – Сядь возле меня, найди хорошее слово для моих гостей. Ты рассержен на меня, но ведь ты только что напомнил Матфану, чтобы он не имел зла, почему же сам не следуешь Закону? Сегодня праздник, забудь о ссорах, я дам тебе золото, много золота, заживешь, как вельможа. Прими от меня кубок с вином. – И тут Ирод Антипа прикусил язык, удивляясь, как могли вырваться у него эти слова. Мыслимо ли, чтобы царь протягивал свой кубок задрипанному ловкачу, который сродни разбойнику. Заигрался. Хмель, во всем виноват хмель. Но слово, как камень, улетевший в пропасть, не схватишь, не вернешь на место.

Ирод Антипа заметил, как у многих гостей вылезли из орбит глаза и как Иродиада отшатнулась, проваливаясь в свои подушки, будто увидела, что Креститель направился к столу, чтобы сесть между нею и царем. Тогда тетрарх усилием воли выдавил из мозга хмельной наплыв и попытался исправить положение: дать понять гостям, что все его слова не более как уловка, обыкновенное словоблудие. Он раскрыл рот, но следующая фраза застряла у него между зубами, подобно куску мяса. Глаза вдруг наткнулись на лицо, его он уже видел среди своих сановников во время совета. Цепкий расплывчатый взгляд приковал к себе, а лицо помутнело, стало туманным пятном с неопределенными незапоминающимися чертами.

Это был архидем Прондопул. Одежда на нем была та же, что и прежде, а сидел он сейчас на месте Понтия Пилата.

Ирода Антипу удивило это, он хотел повести глазами по сторонам, найти Пилата, но не мог преодолеть силу взгляда архидема. С губ собирались сорваться слова, но вместо этого мозг отсек шум пирующих и настойчиво впитал в себя требовательный голос Прондопула:

– Не заносись в своем величии, тетрарх! Все это прах! Плати любую цену! Сегодня хороший случай. Все окупится, Антипа, вернется сторицей.

У тетрарха перехватило дыхание, он задрожал и зажмурился, и все куда-то вдруг подевалось: ни зала, ни гостей, и он стремительно понесся в пропасть. Антипа испугался и сильно распахнул веки. Пот выступил на шее и на лбу. А на месте Понтия Пилата увидел самого Пилата. Тетрарха окатило жаром. Подумал: почудилось, опять почудилось, опять одно и то же.

Но возле уха раздалось:

– Не упусти случай!

Антипа задергался, как от уколов иголок, выкатил белки и крутнул головой – за спиной никого. И мозг выдал: хватил лишнего, мерещиться начинает.

Чуть остыл, раздул щеки. Купить – хороший ход, Антипа понял подсказку Прондопула, только не верил в такую возможность, думал: упрям и уперт мошенник, хоть тощ и обессилен. Смотрит так, будто имеет власть над всеми. Купи, попробуй, время упущено, теперь дешевле удавить. Потом еще подумал: знать бы, где та цена, уже вроде потянул за ниточку, наобещал черт-те чего, унизил себя. Вон Пилат псом смотрит, полагает, хмель вышиб у меня мозги. Но нет, все вместе расхлебывать будем. И импульсивно потащил пирующих за собою:

– Посмотри, Иоханан, каждый из них сегодня готов поднести свой кубок тебе как равному – Тетрарх назвал несколько имен наугад, спрашивая у них, так ли он говорит.

И разумеется, никто из подданных не мог послать царя куда подальше, в ответ невнятно и раболепно загудело и забормотало пьяное сопение сановников.

Другие же напряглись в ожидании. Все не догадывались, зачем Антипа устроил представление. Перед Иохананом почувствовали неприятный холодок на хребтах, хотелось быстрее избавиться от этих ощущений.

Понтий Пилат тоже не постигал, чего добивался Ирод Антипа. Прокуратор хмурился и следил за происходящим со своего места, оттолкнув от себя женщин, с двух сторон цеплявшихся за его плечи. Лицо было надменным, полные губы выгибались в презрительную дугу.

Лишь Иоханан уловил истинные намерения тетрарха. Усадить рядом, понудить пригубить из царского кубка да поманить золотом на глазах целого сборища, чтобы потом присутствующие понесли молву по всем землям, ехидничая и улюлюкая, размазывая и смешивая Крестителя с грязью. Хитер Антипа, мастак в делах интриганских: без особого труда, не марая рук, не берясь за меч, одним махом выставить Иоханана на посмешище.

Но хитрость явно не проходила, тетрарх видел это по глазам Крестителя и вскипал злобой. Ему казалось, проще было придушить Иоханана в темнице. Пожалуй, придется сделать это по дороге обратно.

А Креститель усмехнулся, точно прочитал его мысли, грустно произнес:

– Твое вино – яд, Ирод Антипа. Ты хочешь, чтобы он сжег меня. – Безрадостный лик Иоханана на короткий миг скрылся за насмешкой. Взор скользнул по пьяным лицам, лоснящимся от выступающего пота и жира. – Разве я могу быть равным им и разве они могут быть равными мне? Я ни на кого из них не держу зла, но ты бы послушал, о чем они думают.

– Ты и мои мысли знаешь? – осклабился с отрыжкой Антипа, порываясь вскочить с места, чтобы не смотреть на Крестителя снизу вверх, к тому же излюбленной манерой царя было во время разговора прохаживаться звериной мягкой поступью.

Но рука Иродиады легла ему на колено и требовательно удержала. Тетрарх посмотрел на красивые пальцы женщины, глянул ей в глаза: какая-то нечеловеческая сила в этот момент, исходившая от красоты Иродиады, подавила его желание. И он опять растекся по мякоти подушек. Креститель спокойно дождался, когда с Антипы схлынуло желание подняться на ноги, и устало ответил на вопрос:

– Знаю, Ирод Антипа.

Тетрарх раскрыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но его бесцеремонно перебил голос Понтия Пилата. И все окружение Ирода Антипы посмотрело в сторону прокуратора Иудеи неодобрительно: перебивать тетрарха для любого из присутствующих на праздновании было недопустимо. Однако это был влиятельный римлянин, и правила галилеян и иудеев на него не распространялись, напротив, галилеяне и иудеи обязаны были чтить римские нормы. Впрочем, во дворцах римских императоров подобные правила мало чем отличались от галилейских и иудейских.

Рим, направляя Пилата в Кесарию, настоятельно советовал новому римскому наместнику не запрещать местному населению жить по своим законам, а самому твердо придерживаться римского права. Но Понтий Пилат не внимал