– Я же сегодня подменяла Пеппи Длин-ныйчулок, – говорит Лена, и я вдруг понимаю, что у нее очень волнующий, грудной, как у певичек из фильмов, голос.

– О, да, тогда понятно, – отвечает он.

Лена садится. Она в короткой, не шире полоски в две ладони, юбке, цветных чулках до колена и топике. Пеппи Длинныйчулок, как представляют ее посетители порносайтов. Ха-ха. Настоящая Пеппи Длинныйчулок свалилась с приступом острой кишечной инфекции. Мы с Леной переглядываемся. Только мы знаем, почему это произошло: именно Лена сыпанула горстку какой-то дряни в обед Пеппи, когда та отвернулась на минутку, чтобы поболтать с забежавшим в павильон бывшим Крохой Енотом. Для чего это все, знаем опять же только мы с Леной, но события не торопим. Я отворачиваюсь и гляжу на директора, который, конечно же, за мной наблюдал.

– Спасибо, что соизволил оторваться от ляжек новоявленной Пеппи, – вежливо говорит он, – можно мне продолжать, Матушка Енотиха?

– Да, босс, – краснея, отвечаю я под всеобщее хихикание.

– Спасибо! – благодарит он и на время теряет ко мне интерес, ну, как акула, которая вовсе не уплывает, откусив вам ногу или руку, но просто заходит на второй круг. – Друзья мои. Как я уже сказал, сценариев много, но все они вызывают у меня определенные сомнения. Вот, например, вариант, предложенный Мартовским Зайцем. Скажи, ты правда уверен, что это будет достаточно круто?

– Конечно, босс, – пискнул из угла Заяц, который теребит в руках старенький цилиндр.

– Нет, правда? – спрашивает директор, и только Зайцу пока непонятно, что над ним издеваются. – Не слишком ли скромное? Ну, я о двенадцати горящих дирижаблях и о пяти сотнях героев, которые спустятся по веревкам спасать замок с Тристаном и Изольдой. И еще. Ты уверен, что именно Атилла мог штурмовать их замок? Ну, в смысле они современники, получается, так?

– Это ведь художественное произведение, – робко говорит Заяц, и на глаза парню наворачиваются слезы, он явно раскис. – Это чистый вымысел, босс.

– Вот как, – задумчиво говорит директор, после чего язвительно замечает. – Чтобы поставить такое шоу, нам понадобится больше денег, чем весь этот сраный город стоит, понятно? Да мы его не окупим никогда. Не отобьем бабки.

– Простите, босс, – шмыгает Мартовский Заяц.

– Ничего, Хомячок из амбара, – говорит директор.

– Но босс… – привстает Мартовский Заяц.

– Ты что-то хочешь сказать, Хомячок? – спрашивает директор.

– Нет, босс, – садится теперь уже Хомячок, убитый горем.

Парня можно понять. Хомячок из амбара должен сидеть в небольшом деревянном домике, где очень душно, и даже словом ни с кем перекинуться не может. Все, что ему нужно делать, это крутить в руках дурацкую искусственную горошину и делать вид, что он ее сейчас – хрямпс! – разгрызет. Ну да, сейчас-сейчас. Когда вода станет вином, а пластмасса – чечевицей. Впрочем, фокуса с пластмассой даже Иисус не показывал.

– Так, – вздыхает директор, – теперь дальше…

– Но, босс, – говорю я под одобрительным взглядом Лены, потому что должен себя так вести, именно должен, – босс, позвольте мне высказать свое мнение. Мне кажется несправедливым то, что вы понизили парня в должности и зарплате только за то, что ему Богом не дано писать пьески, там, или сценарии.

– А, – говорит директор, и акула снова раскрывает пасть, очень, очень широко. – Снова нарисовалась Матушка Енотиха. Прости, с учетом этого не могу назвать тебя «сынок», ха-ха.

– Ха-ха, – говорю я. – Но с парнем вы обошлись несправедливо.

– Скажи, малыш, – спрашивает меня директор, – ты, как и все, наверное, думал, что просьба вашего босса – это ни к чему не обязывающие слова? Что у вас тут что-то типа конкурса художественной самодеятельности, да? Что вы подрочите немного ручку с бумагой, облажаетесь, а я это проглочу? И мы все пойдем есть плюшки и танцевать медленный фокстрот?

– Ничего такого я не ду…

– Нет, сынок, – качает он головой. – Нет. Как ты думаешь… Как вы все думаете. Чем мы тут занимаемся?

– Развлекаем детей, приносим в семьи радость, поднимаем свою самооценку и повышаем свои карьерные возможности! – рапортует новая нарисовавшаяся «шестерка», Горыныч.

– Садись, два, – тяжело смотрит на него директор. – Эту хрень нужно тарабанить для клиентов. Здесь все свои. Мы, коллеги, заколачиваем бабло. Занимаемся бизнесом. Бизнес – это добывать деньги. Как именно, имеет второстепенное значение. Мы могли открыть птицеферму и резать кур, а я был бы вашим директором. Могли бы открыть мясокомбинат, и вы бы ходили в резиновых сапогах и в крови по колено, а я бы был вашим директором. Могли бы открыть контору по очистке туалетов от говна, и вы бы все равно ходили в резиновых сапогах ко колено в говне, а я бы все равно был вашим директором. Вот что важно, б…!!!

В кафе очень тихо. Директор часто ругается, но матернуться себе позволил впервые. Ну и ну.

– Продолжим, Кроха Енот, – говорит директор. – Итак, мы заняты тем, что зарабатываем бабло. Поэтому развлечений в этом парке развлечений не бывает. И когда я говорю вам, что вы должны написать мне сценарий шоу, то вы обязаны написать мне хорошее шоу. А не мычать что-то невразумительное и не выплескивать на бумагу свои фантазии несостоявшихся онанистов!!!

– Понятно, босс, – говорю я.

– Ни хрена тебе не понятно, малыш, – бросает он. – Еще один момент. Когда сотрудник парка аттракционов, вместо того чтобы заняться тем, что поручил ему директор, занимается Литературой… Лите-ра-ту-рой, – брезгливо подчеркивает он. – …то как мы можем назвать такого человека, парни и девчата, а?

– Ты звезда? – спрашивает он. – Ты писал книжку, которую издали где-то там тиражом две, ха, тысячи экземпляров, про это даже написали в сраной местной газете, и ты теперь чувствуешь себя звездой. Ты – звезда?

– Нет, что вы, босс, – говорю я.

– Ты – звезда?! – орет он, глядя мне в глаза.

– Нет, босс, – говорю я, не отрываясь от его взгляда.

– Ты звезда! – гремит он. – Ты на небе. Ты писал Литературу, вместо того чтобы снизойти до скромной просьбы своего скромного директора. Ничего, что я стою перед тобой? Ничего, что я не встал на колени?

– Босс, – мягко говорю я.

– Я уже тридцать лет босс и столько же им пробуду, – спокойно говорит он, усевшись. – А ты – никто. И останешься этим никем навсегда. Сраную рецензию в сраной газетенке забудут и будешь ты побираться по мусоркам, потому что работы-то у тебя нет.

– Босс… – говорю я.

– Не нужно меня так называть, – просит он. – Потому что я тебе больше не босс. Ты уволен. Проваливай.

Я делаю вид, что дергаю головой, и гляжу на Лену, она чуть опускает веки. Что же. Я встаю и иду к выходу.

– Сдай костюм перед тем, как свалить отсюда навсегда, – говорит мне в спину директор.