Вперед вышла пожилая соседка Углиных, на один крохотный шажок всего вышла и тут же остановилась.

– Я нашла, Степаныч. Утром на выпас теленка погнала. Туда прошла, не особо по сторонам смотрела, шаловливый он у меня, все вперед тащит... – Она покачала головой, с суеверным испугом покосилась на тело молодой девушки. – А оттуда уже когда шла, чуть на нее не наступила.

– Как такое возможно? – спросил он, внимательно осматривая землю вокруг распростертого тела. – Туда шла не видела, а оттуда чуть не наступила? Ты в своем уме, что городишь такое?!

– А чего орать-то! – обиженно отозвалась соседка Углиных. – Туда я шла вон там, – она ткнула в сторону широкой тропы, взяв чуть левее. – А обратно тут. Еще и не рассвело как следует, чтобы рассмотреть. Да и туман чуть поднимался.

Про туман он не знал, он проспал его. И во сне его снова мучил кошмар про Машу Углину. Как же теперь-то он станет спать? После второго подобного убийства?! Как он теперь станет в постель укладываться, зная, что не сумел стать защитником для этой несчастной сироты?!

Ох, если узнают, что он скрыл от следствия ее ссору с Машей и ее царапины, ох, что будет!

– Наследила небось, Ильинична? – чуть сбавил Бабенко обороты.

– Да какое там! – всплеснула она руками. – Шла я по траве, в сапогах резиновых была, думаю, росой как раз сапоги обмою. На тропинку-то и не наступала. Так что если следы там есть какие, то это точно не мои.

– Ладно, вы идите пока все по домам. Когда нужно будет, вас вызовут. Повторите слово в слово все под протокол. А ты, Марина, ступай звони в город.

– Ага, щас я, – отозвалась она с охотой и, крутанув крупным телом, ринулась прочь от наблюдающих, выстроившихся в линию. Но потом затормозила внезапно, оглянулась на него, глаза вытаращила. – А кому звонить-то, Степаныч?! В город-то кому звонить?!

– Вот балда, а! – плюнул он себе под ноги в сердцах. – В милицию! В милицию звони, Марина! Скажи, что у нас опять убийство. Про остальное помалкивай.

– А про что про остальное? – решила она все же уточнить, чтобы не прослыть болтливой.

– Ну... Про то, кого убили, как именно убили. Про это помалкивай. Просто скажи, что участковый уже на месте происшествия, ведет работу со свидетелями, и... Короче, дуй быстрее и вызывай уже милицию.

Он сделал осторожный шажок в сторону мертвой Тани Востриковой, присел на корточки, начал внимательно осматриваться. В прошлый-то раз ему так хорошо все просмотреть не дали. Да и сам он не был готов к наблюдениям. Известие его просто подкосило. А теперь не то чтобы он привык, но уже знал, к чему готовиться. Какие вопросы ему станут задавать, знал. В чем, возможно, обвинять станут, тоже догадывался. И что утаить от него попытаются, это тоже ему теперь хорошо известно было.

Ведь раздобыли сведения городские сыщики о том, что за безделушку сжимала в своей руке мертвая Маня Углина. Раздобыли, к гадалке не ходи. И Щеголеву Даниле Сергеевичу было об этом прекрасно известно.

А промолчал! А не сказал ничего, когда Бабенко спросил об этом. Глазами виль в сторону и рот на замок.

Ничего, он теперь умнее станет. Он теперь ни одной улики мимо себя не пропустит.

То место, которое он исследовал перед собой, было безукоризненно чистым в плане этих самых улик. Ни сломленной травинки, ни примятой, хотя после утренней росы та легко подняться могла. Ни спички, ни окурка. Он тогда и вовсе опустился на коленки и пополз.

Не метрами, нет, сантиметрами он исследовал все вокруг мертвой Тани. Каждый кустик полыни рассматривал, каждый лопух перевернул, все до сантиметра осмотрел и под трупом, чуть его ворочая с боку на бок, прежде чем нашел ЭТО!

След! Отчетливый след каблука предположительно мужского ботинка. Хотя и не факт. Местные женщины в большинстве своем имели крупные габариты, туфли на высоких каблуках по понятным причинам игнорировали и нередко покупали у Маринки в магазине мужские дешевые туфли, чтобы за скотиной было в чем ходить.

– Эй, Ильинична! – громко позвал он, чуть разогнувшись. – Ты все еще тут?

Та вместе со всеми покинула наблюдательный пункт, но торчала за изгородью своего огорода.

– Тут я, а что?! – прильнула она грудью к штакетнику.

– Ты все еще в тех сапогах, в которых утром была?

– Ну!

– Покажи каблук.

– Чего?! – Она попятилась, решив, что участковый немного не в себе. Да и запросто тронешься от такого-то. Проговорила мягко, вежливо: – Какой каблук, Степаныч, чего это ты?

– Ничего! Я с ума не сошел, не смотри на меня так! Сними сапог и покажи мне подошву!

Он дождался, пока пожилая женщина разуется, присев на поваленный ствол старой яблони в своем огороде. Пока допрыгает до изгороди в одном сапоге. Глянул на подошву, которую она выставила ему на обозрение. Удовлетворенно закивал.

Замечательно! След от резинового сапога Ильиничны должен был быть совершенно другим. Нет, это точно каблук мужского ботинка. Главное, сама подошва не отпечаталась, а вот каблук просто увяз в земле. Причем след этот располагался как раз в том месте, где сейчас покоилась задница покойной Востриковой.

А как это могло получиться?

Бабенко задумчиво прищурился, пытаясь представить себе ночную трагедию в лицах.

Вот она идет к себе домой, вопрос: откуда – пока остается открытым. Пока Таня просто возвращается к себе домой, и тело ее лежит пятками в направлении ее дома. Так...

Она идет, кто-то ее окликнул или просто внезапно напал сзади. Сдавил ее шею, начинает душить. Сил в девчонке немного, в этом он убедился, заставив ее отжиматься. У кого какие следственные эксперименты, а у него такие. Так вот задушил ее злоумышленник быстро и без особых усилий. Но все же ему пришлось пятками в землю упереться, чтобы точка опоры была. Почувствовав, как тело девушки обмякло, он что делает? Правильно, он кладет ее на землю, и след от его упиравшегося минутами раньше в землю каблука остался как раз под телом.

Что-то он, может, и прибрал за собой. Но вот этот след под трупом остался. И убийца знать о нем не знает. И...

И приезжие знать о нем не должны, вдруг решил Бабенко и полез в карман штанов за полиэтиленовым пакетом.

Он насмотрелся в прошлый раз, как эксперт все по пакетикам складывал, каждую мелочь, каждую спичку, обнаруженную на берегу пруда. Решил последовать его примеру.

Перочинным ножом, который никогда не покидал кармана его штанов, Бабенко поддел рыхлую землю под следом, захватив нарочно поглубже, чтобы след этот в руках не рассыпался. Вырезал аккуратно, с такой же осторожностью отправил слепок следа из жирного чернозема в пакет, выпрямился, отряхнул коленки и снова позвал Ильиничну.

Та, конечно, никуда с огорода и не думала уходить. Блуждала там между грядками, будто делами была занята. Ну какие уж тут дела, когда в паре десятков метров от изгороди труп молоденькой девушки, да еще той, которую знали все с детства.