Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, конечно. Просто многие вещи встанут на свои места. Не спрашивайте какие, — Тамара вновь белозубо рассмеялась.
— Тамарочка, я, кажется, понял, что Вы имеете в виду, — похоже, Бондарь слегка обиделся. — Боюсь, что Вы правы. Я действите-льно старый эгоист и хочу жить так, как хочу. Можете осудить меня за такую формулу жизни, но лучше примите ее как данность.
— Григорий Ефимович! Я не хотела Вас обидеть, честное слово! Вы мне верите? — при этом она такими глазами посмотрела на Бондаря, что ему только и осталось, как развести руками и пробормотать:
— А что мне остается…
Сидящая в застекленной будке девица в погонах внимательно смотрела в лицо каждому, проходящему через ее пост, особо остановившись взглядом на Бондаре. Ее руки незаметно подвинули паспорт Бондаря к маленькой видеокамере, встроенной в козырек стола и передающей изображение оператору спецконтроля. Однако спецконтроль не выявил в паспорте никаких нарушений, и на столе мигнула зеленая лампочка: «Все в порядке». Пограничница еще раз странно взглянула в лицо Бондарю и вежливо произнесла:
— Счастливого пути.
Указав на подошедшего следом Вовку, она спросила:
— В чей паспорт вписан ребенок?
Вовка испуганно заоглядывался.
— Ребенок не в писан в паспорт, он летит по доверенности, — Стас развернул сложенный вдвое документ с обилием печатей.
Доверенность эту вместе с детским загранпаспортом с ужасным трудом пробил Бондарь. О сумме, которую ему пришлось за это уплатить, он деликатно умолчал.
Проходя мимо зала с магазином «Duty Free», Стасу чуть ли не насильно пришлось оттаскивать Вовку от огромного плюшевого бегемота, в грустных глазах которого ясно читалось: «Купите меня! Ну, пожалуйста!».
— Мужику через полгода тринадцать, а как маленький! — усмехнулся Стас.
— А я читал, что детство только до четырнадцати! А я еще не все успел…
Стас хотел сказать, Вовке, что когда он ныл и просился с отцом в археологическую экспедицию, то всеми силами выдавал себя за взрослого, но вовремя вспомнил, что любые напоминания об отце — лишняя соль на душевную рану мальчишки. Он тоже присел перед бегемотом, обнял Вовку за плечи и сказал:
— Давай сделаем так… Сейчас нам не сподручно лезть с этим монстром в самолет. Согласен? Молодец. Я думаю, что за время нашего… гм… путешествия… он никуда не денется. А когда полетим обратно… Вот тут-то мы его и купим. А?
Вовка вздохнул.
— Хорошо. Я тоже думаю, куда нам с ним в самолет, — ответил он и украдкой подмигнул бегемоту.
Стас заметил это, но не подал вида. В конце концов, у человека, в пять лет потерявшего мать, а на исходе детства еще и отца, могут быть свои тайны и привязанности.
Единственное, с чем не смог справиться Бондарь, так это чтобы места в самолете были рядом. Но, по сравнению с той глыбой трудностей, что ему пришлось преодолеть, это казалось сущим пустяком.
— Ну что, полетишь бизнес-классом? — спросил Бондарь накануне отлета, вручая Вовке синий продолговатый билет, — А нам, друзья, придется довольствоваться «экономкой». Себе я оформил «курящее» место, остальным — «некурящие». Увы, в разных концах салона.
Вовка рассеяно полистал страницы билета, посмотрел на рекламные вклейки, и передал билет Тамаре:
— Возьми ты, а то я потеряю.
И вот, наконец, самолет взмыл в воздух. Вовкино место оказалось в середине салона первого класса у иллюминатора, в котором виднелась стремительно уходящая вниз земля. Вовка откровенно трусил — его пальцы непроизвольно теребили позвякивающую пряжку ремня безопасности, а в широко открытых глазах читалось: «А мы не упадем? А что будет, если мы упадем? А он сразу весь упадет или в воздухе на куски развалится?».
— Первый раз летишь на самолете? — спросил Вовку круглолицый старичок с тремя подбородками. Он сидел на соседнем кресле.
— Ага… — ответил Вовка, заметно нервничая и вцепившись в подлокотники.
— Зря боишься. Ты уже в самолете, а он уже взлетел, — хохотнул дедушка. — Так что если ему и суждено упасть, то непременно вместе с тобой. Раньше надо было бояться, пока по трапу шел.
Вовка, и до того чувствовавший себя неуютно, ощутил себя совсем погано. Каждой молекулой своего естества он осознал ту громадную ошибку, которую совершил, поднявшись на борт самолета. Дедушка еще немного поулыбался и продолжил.
— Я уже тридцать лет летаю и, как видишь, жив и здоров. Всего две катастрофы. Не бойся, в этот раз все будет хорошо. Это как игра в карты — новичкам всегда везет. Правда, бывает, что один двигатель откажет или проводка загорится, но как я уже сказал, тебе это не грозит. Потому что ты летишь первый раз.
— Но вы-то совсем не в первый! И большинство пассажиров, могу поспорить, тоже, — угрюмо ответил Вовка. Подумал немного, и добавил фразу, которую любил повторять отец, — Количество имеет привычку переходить в качество.
Дедушка взорвался смехом. Пару минут он хохотал от души, регулярно промокая глаза носовым платком. Вовка растерялся и как-то зло смотрел на соседа. Наконец тот начал успокаиваться.
— Простите меня, молодой человек, — сказал дедушка сквозь все еще проступающие смешки. — Я просто не смог удержаться, чтобы не пошутить над вами. У вас было такое лицо при взлете…
Дедушка почувствовал новый приступ смеха, и, чтобы не обижать соседа, мобилизовал весь свой многолетний опыт ведения переговоров. Опыт дал себя знать, и через несколько секунд дедушка всего лишь улыбался.
— А какой был у меня вид? — почти обиделся Вовка.
— Обреченный. Ну да ладно. Давайте знакомиться. Вячеслав Николаевич, — протянул дедушка пухлую руку.
— Вова, — ответил Вовка и пожал протянутую ему руку.
— Значит можно «на ты». И тогда я просто дядя Слава.
— Можно и «на ты».
— Да не бойся ты так. Все будет хорошо. Тут лету всего три часа с хвостиком.
С соседнего ряда с кресла возле иллюминатора поднялся итальянец и, сказав соседке «Скузи, синьорина», выронил целую колоду разноцветных кредитных карточек. Соседка улыбнулась незадачливому итальянцу. Дядя Слава сделал тоже самое.
— Порка путана![1]— прошептал итальянец. Неуклюже наклонившись, он собрал карточки и направился к туалету.
Дедушка проводил его взглядом и два раза хмыкнул.
— Сколько знаю Маурицио, столько он роняет свои карточки.
— А вы с ним знакомы? — удивился Вовка.
— Да. Уже восемь лет, — ответил дядя Слава. — Я был знаком еще с его отцом. Их семейная фирма продает «Фиат» с 1958 года. Она появилась через год после того, как была выпущена первая «Нуова-500». Эта микролитражка принесла всемирную славу «Фиату». За пятнадцать лет было изготовлено больше трех миллионов автомобилей.