тихой обстановке и выспаться. Но с тех пор, как я согласилась взять деньги у репортера, в моей жизни происходит какая-то чертовщина. Не срабатывает ни один план.

Спустя полчаса в сопровождении оглушительной музыки Кэш сворачивает на грунтовую дорогу, ведущую в лес. Я еще сильнее волнуюсь. Это не подъездной путь к поместью Аматорио. Это темная извилистая дорога с крутыми подъемами и спусками. Господи, куда едет Кэш, и что у него на уме?

— Ты умеешь стрелять? — неожиданно спрашивает он.

— Нет, — отвечаю я сквозь грохочущую музыку. — Но, если бы мне сейчас кто-нибудь вложил пистолет в руку, я бы с удовольствием ударила им тебя.

— Мне нравится твоя кровожадность. Прибереги ее для других.

Для других?

От его ответа меня охватывают холодные объятия ужаса. Кэш хочет, чтобы я стреляла в людей? Я ни за что не стану этого делать!

Спустившись с очередного холма, Кэш освещает фарами дальнего света высокий забор из кирпича и несколько машин, припаркованных на стоянке, покрытой гравием. Он убавляет стереосистему, и я слышу, как снаружи доносится музыка, громкий смех и визги людей.

— Что это за место? — спрашиваю я.

— «Хеллвиль», — отвечает Кэш и, заметив непонимание на моем лице, объясняет. — Нечто среднее между парком развлечений и квестом в реальности. И по первым понедельникам месяца он становится собственностью старшеклассников «Дирфилда».

Кэш останавливает машину и заглушает двигатель. Вместе с ним я выбираюсь из салона. Толстовка Десмонда спасает меня от прохладного ветра, но осенний ночной воздух касается моих неприкрытых ног, а опавшая листва щекочет голые лодыжки.

Я захлопываю пассажирскую дверь и только сейчас замечаю, насколько она тяжелая. Видимо она сделана из особо прочного сплава металла и усилена для безопасности.

— Что тут делают? — я оглядываюсь по сторонам.

— Развлекаются, играют, пьют, трахаются, — перечисляет Кэш, ведя меня ко входу, где стоит компания старшеклассников.

Кто-то из них присвистывает, и я нервно одергиваю толстовку, доходившую до середины бедра, смущаясь своих слишком коротких домашних шорт. Черт бы побрал Кэша.

Увидев его, девушки начинают перешептываться между собой. Когда мы проходим рядом с ними, одна из девушек бросает на него многообещающий взгляд. Но Кэш не замечает ее, либо делает вид, что не замечает.

Я задираю голову, чтобы прочесть над входом арочную вывеску «Хеллвиль», выполненную в готическом шрифте. Как только мы оказываемся внутри, у меня начинает кружиться голова от множества людей и оглушающей музыки. Вдвоем с Кэшем мы пробираемся через толпу. Кто-то вручает мне стакан с темной жидкостью, который тут же вырывает Кэш.

— Никакой открытой выпивки, Жасмин, — стараясь перекричать шум толпы, громко говорит он. — В нее легче всего что-то добавить.

Я смотрю на его лицо, на котором бликует огонь от зажженных повсюду факелов. Что-то едва уловимое мелькает в его чертах, похожее на волнение или беспокойство. Или может на одно из его болезненных воспоминаний. Но проходит секунда, и Кэш снова надевает на себя маску самодовольного говнюка.

Он тащит меня к фудтраку, больше напоминающий лавку средневекового торговца какими-нибудь снадобьями или зельями. Я попутно разглядываю парк, похожий на улицу старинного европейского города с двухэтажными застройками из дикого темного камня с витражными окнами и остроконечными башнями.

Трек «Tained Love» Marylin Manson сотрясает воздух, и кроме него отовсюду раздаются пугающие звуки: зловещий смех, пронзительные крики, звон цепей. От множества горящих факелов отчетливо ощущается запах керосина.

В дополнение к моему пиву Кэш заказывает пару бургеров. Светлое «Busch Light» в алюминиевой банке — не совсем то, что я хотела. Но сделав несколько глотков, я чувствую, как начинаю расслабляться.

— Почему ты спросил, умею ли я стрелять? — спрашиваю я, проглатывая последний кусок бургера. Я весь день ничего не ела, и сейчас у меня разыгрался аппетит.

— Тебя это ждет сегодня, — отвечает Кэш и, увидев мое нахмуренное выражение лица, усмехается. — Пейнтбол.

— Пейнтбол? — переспрашиваю я.

Кэш берет салфетку со стойки фудтрака.

— Ты испачкалась, — он вытирает с моего уголка губ кетчуп.

Не знаю, что меня поражает больше в данный момент: то, что Кэш уже несколько минут перестал быть придурком? Или то, что у меня пропадает желание его стукнуть?

— Участвует пять команд по два человека, и каждый платит за участие по тысяче, — объясняет он. — Всю сумму выигрывает тот, кто остается с наименьшим числом меток.

— А нельзя поиграть в пейнтбол просто так? Или обязательно спускать деньги своих укомплектованных миллионами мамочек и папочек? — саркастично произношу я.

— Просто так неинтересно, — Кэш склоняется, и его теплое дыхание касается моей кожи. — Ты же изучаешь психологию и должна в этом разбираться, Жасмин. Игра становится интересной, когда победителя ждет ценный приз.

Его рука ложится на мою талию, притягивая меня ближе к себе, а горячее дыхание по-прежнему пляшет на шее. Теперь мне вновь хочется его ударить. Я упираюсь ладонями ему в грудь, пытаясь оттолкнуть от себя Кэша. Но он не сдвигается ни на дюйм и обхватывает пальцами мой подбородок.

— Играть вдвойне интереснее, когда приходиться прикладывать усилия, — Кэш проводит большим пальцем по моей нижней губе, и я отворачиваюсь.

— Ты ошибся с призом, — огрызаюсь я. — Тебе не придется прикладывать усилия, если ты все время будешь меня шантажировать. Выбери кого-то посложнее для своих больных игр. Я легкая добыча для такого, как ты.

— Специально меня отговариваешь? — ухмыляется Кэш и задевает губами мою мочку уха. — На что еще ты способна?

Резко вздохнув, я стараюсь отстраниться от него, но его рука на моей талии удерживает меня на месте, словно стальные оковы.

— Как я говорил, у меня очень богатая фантазия. В моем запасе много других изощренные способов, — выдыхает он мне на ухо. — А когда я представляю, на что ты способна в постели, я готов придумать новые методы.

Его хватка на моей талии слабеет, и он отпускает меня. Кэш возвышается надо мной, выпрямившись в полный рост. На его губах расплывается довольная полуулыбка, когда он смотрит сверху вниз.

— Игра того стóит, Жасмин, — дразнящим тоном говорит он.

Со злостью сжав кулаки, я разъяренно гляжу на него, и моя грудь высоко поднимается и опускается от частых прерывистых вздохов. Пошёл он к черту!

— Я не участвую в твоих играх, — разворачиваюсь и ухожу, но Кэш ловит мою руку и резко дергает на себя, отчего я врезаюсь в его грудь.

— Уже поздно, — он выделяет каждое слово. — Ты не сможешь из нее выйти.

Не дожидаясь, что я отвечу, Кэш тащит меня по улице «Хеллвиля», и я едва успеваю за его быстрым шагом. Мы куда-то сворачиваем и выходим на поляну, окруженную высокими деревьями. Здесь толпятся больше