– И его сына. У них с Джоан взрослый сын, все трое вместе сюда попали.

– Да-да. Но, простите, как же они дойдут до западной границы? С нами? Но ведь прежде нам придется объехать все оазисы. В машину мы все просто не влезем, а идти пешком – это, знаете ли…

– Дойдут, – отрезал Фома. – Со мной – дойдут и живы будут.

– Игорь, друг мой… Скажите, а не лучше ли раздать это оружие хуторянам?

– А я что, черт возьми, собираюсь сделать?!

– Ах, вы не поняли, – огорчился Георгий Сергеевич. – Я имею в виду раздать по оазисам. Граница велика, ее ведь можно и не удержать. А так пусть каждый обороняет свой оазис.

– Интересно… – Фома даже открыл глаза. – Уж кто бы говорил… А я почему-то считал вас гуманистом.

– Считайте и далее. Я вот что подумал: пусть обитатели оазисов решают сами. От надвигающейся толпы они будут отстреливаться, в том нет сомнений. Толпа – это саранча, это для них смерть. Ну а если к ним придет всего-навсего один-два голодных человека? Разве хозяева откажутся поделиться кровом и пищей?

– Вы совсем людей не знаете, – пробурчал Фома.

– Я знаю людей. Кто-то откажется принять даже одного человека, даже больного ребенка, но большинство – уверен – поймет и примет. И пищи хватит. Наверное, поля можно расширить. Пришлые люди – это ведь рабочие руки!

– Особенно руки больного ребенка…

– Послушайте! – рассердился Георгий Сергеевич. – Я всего лишь хочу, чтобы в результате этих… этих пертурбаций умерло как можно меньше людей! И если есть шанс спасти хоть нескольких, хоть одного человека…

– Ну-ну, – сказал Фома. – Спасайте одного. Спасайте нескольких. А тем временем взбесившаяся точка выброса будет работать бесперебойно. С чего вы взяли, что придут один-двое? Нападение будет массированным. Когда сюда попрут озверевшие толпы, вы никого не спасете. Все люди хотят жить, копии они или оригиналы. Вот проголодаются они у короля по-настоящему, а там им и укажут направление: туда, мол. Марш-марш. Там еда. Ее можно отнять. Как по-вашему, сработает их инстинкт самосохранения?

Георгий Сергеевич вздохнул.

– Они разбегутся после первой автоматной очереди из оазиса. Потом начнут плакать, умолять… на коленях поползут. Как знать, вдруг кому-нибудь повезет, кого-нибудь примут? Я и тому буду рад.

– Да ну? А вам не приходит в голову, что толпа может быть вооруженной? Конечно, не настолько, чтобы сукин сын король мог ее бояться, но все-таки. По одному стволу на десятерых, по одному патрону на ствол – этого им уже хватит. Потеряют многих, но с боем возьмут любой оазис, нет?

– А оборонять границу разве проще?

– Нет, – признал Фома. – Но от границы мы сможем отходить в глубь территории, наводя врага на ловушки. Скифская тактика.

– Врага! Это люди! Они просто хотят жить.

– Вот-вот! Чтобы выжить, эти люди без раздумий убьют и вас, и меня. Им не оставят другого выхода. Это не люди, а противник, и хватит о них.

Георгий Сергеевич снова вздохнул.

– Постойте-ка! – завопил вдруг Фома. – Идея! Честное слово, у меня есть идея! Садитесь, поехали.

– Куда?

– В мой оазис. Там вы переждете. А мне надо будет еще раз наведаться в спальню.

– Простите, а как же мобилизация?

– Обойдемся. И все это оружие нам не понадобится. Пока не понадобится, а может, и совсем… Сложим его в моем оазисе, пусть лежит. Есть радикальное решение.

Георгий Сергеевич помолчал, неловко устраиваясь на сиденье, принимая на колени патронный цинк.

– Когда я слышу о радикальном решении, – сказал он, взгромоздив поверх цинка автоматы и бережно их придерживая, – я всегда вздрагиваю. Игорь, друг мой, я боюсь, что вы собираетесь сделать какую-нибудь глупость.

– Вы не верите в радикальные решения?

– Извините, совершенно не верю в их пользу.

– А на Земле вы поверили бы в Плоскость? – крикнул Фома. – Поверили бы, а? То-то. Здесь все не так!

– Кое-что одинаково и на Земле, и на Плоскости, – не согласился Георгий Сергеевич. – Человек, к примеру, в основе своей везде одинаков. Гм… Быть может, вы все же расскажете, что за ослепительная идея пришла вам в голову?

– Нет! Держитесь.

– Но почему же нет?

Фома не ответил. Почему да отчего! Все ему знать надо! Не-ет, кое-чего старому учителю знать как раз не следует. Нет времени на пустые споры, и милейший Георгий Сергеевич в один миг превратился из помощника в помеху. Пусть посидит в оазисе, так будет лучше.

Песок здесь был дрянной, самый дрянной во всем феоде. Рычал мотор, колеса перегруженной машины вязли и бешено вращались, выбрасывая желтые фонтаны. Если бы не разгон на грунтовом пятачке, поди, вообще не тронулись бы с места.

– Следы! – вдруг крикнул в ухо Георгий Сергеевич.

– Что-о?

– Человеческие следы! Глядите, а вон и человек!

– Где?

– Разве вы не видите?

Фома и правда не видел ничего, кроме длинной летающей нити, которую нужно было объехать, сражаясь с непослушным рулем. Справившись с этим делом, он описал большой круг, вновь затормозил на твердом пятачке и только тогда осмотрелся по сторонам.

Никаких следов на песке отсюда видно не было. А человек был виден хорошо. Просто удивительно, как он не попался на глаза раньше. И направлялся он точнехонько к Трем Дюнам.

Так. Мальчишка!

На сей раз Фома не стал кричать Георгию Сергеевичу «держитесь» – рванул с места так, что у самого потемнело в глазах. Мальчишку еще можно было перехватить. Ослеп он, что ли, а заодно оглох?

Скорее всего ни то, ни другое. Просто попал в «вату». В кочующий невидимый клок «ваты», гасящий звуки.

– Очередь в воздух! – зарычал Фома.

Георгий Сергеевич, кажется, понял. Он суетливо схватил автомат, уронив при этом два других, и захлопотал над ним.

– Что вы копаетесь? Огонь! Да снимите же вы его с предохранителя!..

Выстрелы мальчишка все-таки услышал.

– Значит, твой отец ушел из оазиса? – цедил сквозь зубы Фома, держа мальчишку за плечи и встряхивая. – Почему?! Я же предупреждал!!!

Не цедить слова ему хотелось – орать! Бить кулаком то ли в стену, то ли в чью-нибудь самодовольную рожу. Почему всегда находятся люди, уверенные, что они умнее всех, что общие правила не для них? Только потому, что на Земле это наказывается редко и недостаточно?

Толстолобики! Кретины безбашенные!

Впрочем, что толку от ярости, если она бессильна?

– Перестаньте его трясти! – подал возмущенный голос Георгий Сергеевич. – Немедленно перестаньте, слышите!