Капитан радушно принял профессора и объявил, что готов оказать всестороннюю помощь в поисках пропавшей шхуны. Ему уже не раз доводилось плавать в тех местах во время долгих и опасных промысловых сезонов, когда бергенских рыбаков забрасывало от Лофотенских островов и Финмарка к банкам[92]Исландии и Ньюфаундленда. Вот почему он мог использовать свой личный опыт в благородной миссии спасения людей с «Викена» и обещал приложить к этому все силы.

Что же до протокола, составленного Сильвиусом Хогом и содержавшего указания на предполагаемое место кораблекрушения, то капитан полностью одобрил его выводы. Действительно, следовало искать спасшихся моряков или хотя бы обломки судна именно там, между Исландией и Гренландией. Если же поиски «Телеграфа» не увенчаются успехом, его командир обязался исследовать еще и прилегающие районы моря, вплоть до восточной части Баффинова залива.

— Я готов поднять якорь хоть сейчас, господин Хог, — добавил капитан. — Топливо и припасы уже загружены, экипаж также весь на борту, и мы можем выйти в море прямо сегодня.

— Благодарю вас, капитан, — ответил профессор, — я очень тронут вашим приемом и отношением к этому делу. Последний вопрос: сколько времени потребуется вам на переход до Гренландии?

— Мой авизо идет со скоростью одиннадцать узлов.[93]Поскольку расстояние от Бергена до Гренландии составляет около двадцати градусов, я рассчитываю, что мы затратим на это плавание меньше недели.

— Постарайтесь не медлить, капитан, — попросил Сильвиус Хог. — Ведь даже если команде «Викена» и удалось спастись, она уже более двух месяцев терпит лишения и, может быть, умирает сейчас от голода и холода на каком-нибудь пустынном берегу…

— Мы не станем терять ни часа, господин Хог. Сегодня же, с отливом, выйдем в море и будем держать максимальную скорость. Как только найдем что-нибудь заслуживающее внимания, незамедлительно сообщим вам телеграфом с Ньюфаундленда.

— Ну так в путь, капитан, и да пошлет вам Бог удачу! — ответил профессор.

В тот же день «Телеграф» вышел в море под приветственные крики «ура!» всего населения Бергена. Люди с глубоким волнением следили, как он проходит извилистым фарватером[94]и исчезает из виду за последними островками фьорда.

Сильвиус Хог не ограничился организацией спасательной экспедиции, в которую послал сторожевой корабль. Он полагал, что способен на большее, дабы увеличить шансы на обнаружение следов «Викена». Разве невозможно, например, объявить род соревнования в поисках между торговыми и рыболовными шхунами, баркасами и прочими судами, что бороздят море в районе Фарерских островов и Исландии? Разумеется, можно! И вот государство предложило премию в две тысячи марок тому судну, которое первым отыщет следы кораблекрушения «Викена», и пять тысяч тому, кто найдет хоть одного спасшегося с него моряка.

Все это произошло в Бергене за те два дня, что Сильвиус Хог провел в городе, стараясь обеспечить успех спасательной кампании. В этом ему усердно помогали Хелп-младший и Морское ведомство Бергена. Господин Хелп охотно задержал бы друга подле себя еще на некоторое время. Но депутат, поблагодарив, отказался продлить свое пребывание в городе. Он хотел как можно скорее вернуться к Жоэлю и Гульде, боясь надолго предоставлять их самим себе. Хелп-младший пообещал ему незамедлительно сообщать в Дааль все новости. А дальше уже самому профессору предстояло решать, передавать ли их семье Хансен.

Утром четвертого июля он распрощался со своим другом Хелпом-младшим и сел на «Рун», чтобы пересечь Хардангерский фьорд и как можно скорее, желательно к вечеру пятого июля, добраться до Телемарка.

В тот день, когда Сильвиус Хог покинул Берген, в гостинице Дааля произошла тяжелая сцена.

Казалось, после его отъезда ангел-хранитель Гульды и Жоэля унес последнюю надежду, отнял жизнь у этой семьи. В отсутствие профессора дом словно вымер.

В течение двух дней в гостиницу не заглянул ни один турист. Таким образом, Жоэлю не пришлось отлучаться и он смог побыть с сестрой, которую очень боялся оставлять одну.

Фру Хансен была не в счет: ее все сильнее снедала какая-то тайная тревога и, казалось, вовсе не заботила печаль детей и даже гибель «Викена». Она чуждалась Жоэля и Гульды и постоянно сидела у себя в комнате, выходя оттуда лишь к столу. Но если она и обращалась к сыну или дочери, то лишь со скрытыми или прямыми упреками по поводу их твердого решения не расставаться с лотерейным билетом.

Ибо поток предложений по-прежнему не иссякал. Письма приходили со всех концов света, как будто людей охватило какое-то лихорадочное безумие. «Нет, не может быть, чтобы ТАКОЙ билет не выиграл сто тысяч марок!» — твердили они. Словно в лотерее разыгрывался всего один билет за номером 9672! Первенство по-прежнему удерживали англичанин из Манчестера и американец из Бостона. Англичанин обогнал было своего конкурента на несколько фунтов, но тот вскоре увеличил «ставку» на много сотен долларов. Последняя предложенная сумма составляла восемь тысяч марок — истинное безрассудство, если только речь не шла о соперничестве на национальном уровне между Америкой и Великобританией.

Но все было тщетно: девушка упорно отвергала все эти наивыгоднейшие предложения, тем самым навлекая на себя горькие попреки фру Хансен.

— А если я тебе прикажу продать этот билет? — спросила она однажды у дочери. — Да-да, прикажу!

— Матушка, у меня сердце разорвется от горя, но я все равно откажусь.

— Ну а если его придется продать?

— Что значит «придется»? — спросил сын.

Фру Хансен ничего не ответила на этот прямой вопрос, она смертельно побледнела и, пробормотав что-то неразборчивое, скрылась в своей комнате.

— Плохо дело. По-моему, это касается матушкиных счетов с Сандгоистом, — сказал Жоэль.

— Да, братец, и я так думаю. Кажется, нас ждут серьезные неприятности.

— Бедная моя Гульда, разве мало на нас свалилось за последние недели, какие же еще напасти могут угрожать нам?!

— Господи, хоть бы господин Сильвиус поскорее вернулся! — сказала девушка. — Когда он здесь, у меня не так тяжело на сердце…

— Но чем он сможет помочь? — уныло промолвил ее брат.

Какая же тайна крылась в прошлом фру Хансен и почему она не поделилась ею со своими детьми? Неужто самолюбие мешало ей объяснить причину своего беспокойства? Неужто она считала себя в чем-то виноватой перед ними? И, с другой стороны, отчего она так упорно пыталась принудить дочь продать билет Оле Кампа за ту высокую цену, которой он достиг? И откуда эта внезапная алчность к деньгам? Но вот настал день, когда Гульда и Жоэль узнали все.