– Мы собирались поймать их с поличным. Мы не хотели никому причинять вреда; все, что мы делаем, – это спасаем детей.

– Итак, вы пришли в школу, чтобы спасти детей от столь ужасной участи… – Голос Эбби звучал искренне, но ее собеседник по-прежнему вел себя настороженно. Люди, которые употребляют выражение «кредит доверия», зачастую не до конца понимают его смысл. Это ведь и в самом деле кредит, как в банке, – он не дается всем и каждому. Если хочешь доверия, нужно сначала заслужить его.

– Да, все так – мы хотели остановить эту мерзкую торговлю. Эти психи продают детей, понимаете? Вы и понятия не имеете, на что они способны!

– Знаете, я и сама мать, – сказала Эбби. – У меня двое маленьких детей, и мысль о сексуальных хищниках не дает мне спать по ночам. Если б я знала, что дети вот-вот станут жертвами торговцев людьми, я бы сделала все, чтобы помочь им.

– Вот и я испытываю те же самые чувства! Я хотел помочь этим детям. Я никогда не хотел, чтобы кто-то… – Тут в голове у Гусеницы вдруг возник образ пистолета, дрожащего у него в руке, этого человека, падающего на пол… Тот бросился на него – пришлось действовать в целях самообороны. Этот человек мог даже работать на них… Это было неизбежно. – Я просто хотел помочь.

– Кто дал вам информацию об этих детях?

– Никто ее нам не давал! Мне не приказывали приходить сюда! – Гусеница напрягся. На что это она намекает? Что им каким-то образом манипулировали? – Мы сами обо всем догадались. Мы перехитрили этих ублюдков.

– Выходит, вы и ваши друзья оказались достаточно находчивы, чтобы узнать об этом самостоятельно. И вы пришли, чтобы проверить, правда ли это. Это было все, что вы хотели сделать. Спасти этих детей.

– Вот именно! Но мы не знали, что ситуация выйдет из-под контроля. Это не моя вина, что… В смысле, мы хотели посмотреть трансляцию с камер наблюдения, и…

Вертолет снаружи приближался, рокот его винтов становился невероятно громким. Они пришли за ним!

Гусеница вскочил на ноги, выронив телефонную трубку, и нырнул на пол. Пистолет? Где его пистолет? Дурак, оставил его на столе! Он вскочил, схватил пистолет и направил его на заложников через дверной проем. Если снайпер сейчас выстрелит, он убьет их – убьет всех до единого…

Звук вертолета затих вдали. Гусеница опять схватил трубку.

– Скажите им, чтоб держались подальше, слышите меня? Держались подальше, черт возьми!

– Мы все держимся в стороне, – заверила Эбби. – Мы не хотим, чтобы хоть кто-то пострадал.

– Да ну? Вообще-то этот вертолет был чертовски близко!

– Подождите, – сказала Эбби. Прозвучало это так, будто она попыталась прикрыть телефон рукой, но ему все равно было слышно, как она кричит на кого-то: – Эй, ты! Вернись, я сказала; держись подальше от этого здания! И найди командира – я хочу, чтобы этот вертолет наконец приземлился, ты понял?

Гусеница выдохнул, обводя мечущимся взглядом комнату и каждые несколько секунд останавливая его на вентиляционной решетке – выискивая за ней даже малейшее движение. Никого и ничего. Но все равно надо регулярно проверять! Придется придвинуть к стене стол, чтобы чем-то ее перекрыть. А заодно и все остальные вентиляционные отверстия в этих комнатах.

– Простите, – опять прорезался в трубке голос Эбби. – Похоже, вы испытываете сильный стресс. Нам нужно вместе подумать, как все упростить.

– Я просто хотел спасти этих детей, – повторил Гусеница срывающимся голосом.

– Я прекрасно вас понимаю. Вы сострадательный человек, и для вас важно поступить правильно. Вы подвергаете себя риску, чтобы спасти ни в чем не повинных детей. Хотела бы я, чтобы больше людей были такими же заботливыми, как вы!

– Да, а теперь посмотрите, к чему это меня привело!

– Как вы узнали о торговле людьми?

– Я вхожу в одну группу. Не знаю, слышали ли вы о ней… – Гусеница колебался, не зная, стоит ли об этом рассказывать. Но она все равно скоро узнает. – Стражи.

– По-моему, я и в самом деле слышала про Стражей! – В ее голосе прозвучало удивление. – Это вы, ребята, имеете какое-то отношение к аресту Харви Вайнштейна[12]?

– Да, как раз мы во всем и разобрались, – осторожно ответил Гусеница. – Мы следим за всеми такими случаями, пытаемся помочь людям, которые не могут помочь самим себе. Есть небольшая кучка людей… тайная клика, и вот они-то и дергают за все ниточки.

– Клика?

– Да, совершенно верно. Вы знаете, о ком я говорю? Вы же работаете на них.

– И почему же, по-вашему, я на них работаю? – В ее голосе послышалось замешательство.

Гусеница издал напряженный смешок.

– Потому что почти все так делают. Особенно полиция. Вы можете этого не знать – можете думать, что вы просто обычный сотрудник полиции. Что бы вы ни делали или ни говорили, вы просто выполняете приказы, верно? Но вот чьи приказы? Чьи интересы вы на самом деле продвигаете? Если полиция Нью-Йорка находится в кармане у клики, то все, что вы делаете, делается для них.

– Итак, вы хотите сказать, что любой, кто не знает об этой клике, на самом деле может работать на клику… И Стражи пытаются бороться с этим?

– Вот именно! И вчера мы кое-что выяснили. Появилось зашифрованное сообщение, и несколько наших совместными усилиями взломали код. В итоге мы решили встретиться и проверить это.

Вдруг – какое-то движение за пределами комнаты. Гусеница подвинулся, чтобы получше рассмотреть, что происходит, и сердце у него пропустило удар. В кабинет секретаря вошел Шляпник, толкая перед собой мальчишку и двух девчонок. У мальчишки была разбита губа, а у одной из девочек на щеке – здоровенный кровоподтек. Вид у детей ошеломленный, глаза смотрят вперед, не в состоянии ни на чем сфокусироваться. Одна из девушек всхлипывала.

– Мне надо идти, – слабым голосом произнес Гусеница. – Держите всех подальше от здания, хорошо?

– Нам нужно продолжить этот разговор, – попыталась возразить Эбби. – И определиться, как держать эту ситуацию под контролем.

– Держите всех подальше от нас! Все здесь под контролем, пока никто сюда не суется, вы меня поняли? Я позже перезвоню.

– Ладно. Так как мне сообщить руководству – с кем я разговаривала?

– Просто скажите, что разговаривали с каким-то парнем внутри. Этого будет достаточно.

– Я хочу доложить, что мы добились определенного прогресса, но мне не поверят, если я не смогу назвать даже просто имени, без фамилии. Сами знаете, как это бывает.

Да какая разница? Вот почему у них интернет-псевдонимы. Чтобы никто до них не добрался.

– Своего имени я вам не назову, но можете называть меня Гусеницей.

– Гусеницей, хорошо.