Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдали, у самой кромки воды, высятся какие-то непонятные и мрачные строения с выбитыми стеклами. Если мне не изменяет память, там должен быть отгрузочный причал, а за ним – элеватор, рыбокомбинат и еще какие-то цеха. Но это все потом. Сейчас позарез нужен отдых.
Шесть или семь неясных теней я замечаю еще на подходе к причалу. Ближе подходят лишь двое, остальные занимают позиции на случай, если придется вести бой. Хотя какой из меня сейчас боец! Для начала попробуем поговорить.
– Выходите, хватит там жаться в тени, – говорю я в темноту. – Шумите, как стадо слонов.
– А ты чё борзый такой? – доносится до меня голос с хрипотцой. – Или, может, в тебе лишнюю дырку проделать?
– Хотел бы, так проделал раньше, – возражаю я. – А если бы мне было надо, то был уже без головы, – с этими словами я демонстрирую собеседнику обрез и повторяю: – Давай, выходия. Не люблю разговаривать, когда не вижу, с кем.
Небольшое копошение в темноте, перешептывание. Видимо, совещаются. Затем, из-за каменной плиты выходят оба, второй чуть позади, стволы направлены на нас. С виду крепенькие мужики, держатся более-менее уверенно, хоть и не без некоторой нервозности. Хотя мир последние двадцать лет вообще не балует выживших излишним расслабоном. Ладно, посмотрим, что вы за птицы. Главное, не забывать, что где-то по периметру засели еще как минимум четверо, возможно с оптикой. По крайней мере, исходить стоит из этого, пока не докажем обратное.
Заметив на берегу лодку, хрипатый интересуется:
– Вы что же, шпионы?
– Ага, – отвечаю я. – Вот отдохнем немного, и сразу шпионить.
– Ты посмотри, остряк нашелся, – ворчит мужик. – Ничего, разберемся. Если шпионы – вздернем, и будете в назидание другим болтаться, чтобы неповадно было. Может, даже убивать не будем – живьем птички заклюют.
– Слушай, а вы со всеми гостями так радушны, или это только нам повезло? – изо всех сил демонстрирую крутость и уверенность в себе. Вроде как не мы к ним, а они к нам приперлись. Что делать, если ты в более уязвимом положении, слабость показывать нельзя. Побольше здоровой наглости, а там – будь что будет. Главное не перегнуть палку.
– Это смотря какие гости, – кривится товарищ хрипатого. – Что-то не припомню, чтобы вас кто-то приглашал…
– Погоди! – поднимает руку тот. – Меня сейчас больше другое интересует: что там случилось? – говоря это, он указывает на восток, где уже светлеет небо. – Мы из укрытия наблюдали, как внезапно погас маяк и разом пропали из поля зрения мутанты. Вы к тому месту всяко ближе были.
– Так это мы маяк и погасили, – как можно небрежнее говорю я. – А мутанты ваши все дохлые.
Собеседник смеется:
– Ну, ты трепло! Что, всех вдвоем порешили?
– Не верите – берите лодку, сами все увидите. Плавают кверху брюхом. Только поторопитесь, а то рыбки тоже кушать хотят.
Мужик брезгливо глядит на нашу старую посудину.
– Я вообще удивлен, как это еще плавать может, – говорит он. – Лады, вставайте, хлопчики, пойдем к нашему начальнику. Расскажете все в подробностях, он и решит, что с вами делать.
Я толкаю Данилова в бок:
– Слышь, Вань! Вот тут добрые люди обещают проводить нас в тепленькое местечко. Пойдем, что ли?
Разумеется, мужики забирают у нас все оружие. Продолжая изображать мальчиша-крутыша, благодарю их за заботу. Дескать, налегке идти куда приятнее. Увы, мои остроты остаются незамеченными. Зато шестым чувством я ощущаю, как в спину жадно смотрят дула затаившихся стрелков. Главное, без резких движений, посмотрим, как будет развиваться ситуация.
По скрипучей лесенке, в которой не хватает ступеней, мы забираемся на чудом сохранившийся причал. Подошвы ботинок гремят по жестяным листам, местами пол проржавел настолько, что в металле зияют дыры.
– Не провалитесь по глупости, – бурчит один из сопровождающих.
С причала мы ступаем на влажную землю, проходим по дорожке и оказываемся окруженными приземистыми зданиями. Справа за решетчатыми воротами с изображенным на них якорем проглядывают гниющие краны, один из них рухнул, смяв с десяток товарных вагонов, навечно застывших в порту при разгрузке. Остальные еще продолжают стоять, но опасно накренившись, и грохнуться могут в любой момент. Вдоль путей тянутся какие-то бараки с провалившимися крышами и без окон, ржавые остовы брошенных катеров. Прямо перед нами – бывший жилой трехэтажный дом, от крыши и до основания расчерченный глубокими трещинами и взирающий на нас печальными глазницами окон. Чуть дальше – одинокие качели с чудом сохранившимся сиденьем на цепях. Слева – то ли бывший клуб, то ли кафе с полустершейся вычурной вывеской «Алые паруса», возле него застыли каркасы легковых автомобилей.
Мы идем дальше, мимо серого поблекшего забора, столбов с обвисшими оборванными проводами, мимо кривой нитки железной дороги с деформировавшимися рельсами, мимо низких покосившихся строений – бывших хозяйственных бараков. Везде царят запустение, разруха. А перед глазами уже вырастает огромный исполин-элеватор. Он похож на мощную крепость. Спереди расположены две башни: одна поменьше, к ее стене примыкает хлипкая железная лестница, ведущая к самой крыше, вторая – высокая, с окнами наверху, затянутыми какой-то пленкой. Из окон торчат стволы пулеметов, на крыше обеих башен я замечаю снайперов. Теперь понятны мотивы Степаненко – такие вершины замучаешься брать штурмом, да и людей не хватит, не говоря о времени: любая осада грозит растянуться на неопределенный срок. А вот бомбардировка сверху, это ощутимый удар под дых, после которого непросто оправиться. Как ни крути, а элеватор – стратегически важный объект.
Мы идем дальше, мимо тянутся пузатые цилиндры – расположенные в ряд силосы, в которых когда-то хранилось зерно. Рядом с ними – сошедший с рельс товарняк, некоторые вагоны завалились на бок, опутаны вьюнами, покрыты плесенью. Территория тщательно очищена от деревьев – о них напоминают только аккуратные пеньки. Наверняка срублены специально, чтобы невозможно было подобраться к зданию незамеченными для охранников.
– Неплохо вы тут окопались, – говорю я нашему провожатому.
Он недобро зыркает бледными глазами и оставляет мою реплику без ответа. Сейчас я могу рассмотреть его получше, пусть нижняя часть лица и скрыта от меня. У мужика длинные сальные волосы, стянутые сзади в хвост и почти полностью седые. Через весь лоб тянется длинный тонкий шрам, словно от острого лезвия, шрамы украшают и правую щеку, но здесь они грубые – похоже, память о какой-то твари. Одно ухо практически полностью отсутствует, и когда мужик говорит, то инстинктивно прижимает его к плечу. Тело крепкое, руки в мозолях и порезах.
Его товарищ, идущий позади нас, коротко стрижен, черты его лица с острыми скулами и узким разрезом глаз выдают восточное происхождение. Он пониже ростом, но шире в плечах, и, судя по всему, молчалив. С того времени, как мы впервые встретились – он не проронил ни слова, только один раз промычал что-то нечленораздельное.