сомневаться в ее словах.

– Потрясающе! Просто невероятно! – Джарретт прищурился, потом вскочил и начал мерить шагами кабинет. – Сидя я хуже соображаю, – пояснил он, потом подошел, посмотрел на книжные полки, повернулся к глобусу и задумчиво покрутил его, затем остановился посреди кабинета, уставившись на меня, словно узнал во мне ту самую хорошенькую девушку, которая сидела на облачке, – помните? Наконец он повернулся к Вулфу и произнес: – Вы, должно быть, знаете, что в банке я ровным счетом ничего не делаю. Не лежит у меня душа к финансам. Но держат меня там и платят большое жалованье не потому, что мой отец владеет контрольным пакетом акций и не желает с ним расстаться. Считается, что я обладаю довольно развитой интуицией. Не знаю, как вам это объяснить, но дело в том, что порой я вижу то, чего никто из них не видит. Это получается как-то само собой, специально заставлять себя что-то так увидеть я не могу. Так вот, больше всего на свете мне хотелось бы суметь заглянуть в душу своего отца! – Джарретт прошагал к красному кожаному креслу и сел. – Бесполезно задавать мне вопросы про Карлотту Вон. Берт Маккрей сказал, что ее ребенок был зачат летом сорок четвертого. В то лето я работал на заводе военных материалов в Калифорнии, поскольку призывная комиссия меня забраковала. Так что помочь вам я не в состоянии. – Он снова вскочил. – Давайте пообедаем вместе, – брякнул он вдруг ни с того ни с сего, глядя на Вулфа. – И вы тоже, – добавил он, обращаясь ко мне. – Не знаю почему, но порой мне вдруг ужасно одиноко.

– Боюсь, от нас с мистером Гудвином проку будет мало, – ответил Вулф. – Мы сейчас в крайне затруднительном положении. В своем письме вам я написал, что буду премного обязан, если вы сумеете найти время на то, чтобы прийти ко мне. Беру свои слова назад. Я теперь уже не чувствую себя обязанным.

– Я вас понимаю, – ответил Джарретт. – Но это не моя вина. Мне казалось, что я наконец понял, что за человек мой отец, но я ошибался! Ничего, я своего добьюсь. Во что бы то ни стало!

Я обогнул его и вышел в прихожую, но он не увидел меня, когда я открыл ему дверь. Я закрыл за ним дверь, вернулся в кабинет и остановился, глядя на Вулфа. Он сидел, наклонив голову, и исподлобья пялился на глобус. Просидев в такой позе секунд десять, он приподнял голову и рявкнул:

– Сядь! Ты же знаешь, что я люблю, когда глаза на одном уровне, черт возьми!

– Ага. Желаете, чтобы я извлек колючки и промыл раны?

– Нет. Сколько мы уже потратили?

Дело принимало серьезный оборот. Этот вопрос в устах Вулфа означал следующее: «Если я захочу вернуть задаток и бросить это дело, сколько я потеряю?» Правда, случалось такое, конечно, нечасто, но и неправдоподобным отнюдь не представлялось. Я прошел к своему креслу и сел.

– Согласен. В более безнадежном положении мы еще не оказывались. Я прекрасно понимаю, что вам эта задачка не по зубам, но, может быть, все-таки протянем еще, пока не сработает интуиция Юджина. А уж тогда возьмем пропавшего папашу с поличным, завернем в бумажку и преподнесем Эми тепленьким. Она подумает…

– Замолчи!

Совсем другое дело. Значит, не все еще потеряно. Вулф ожег меня злобным взглядом и прорычал:

– Так мы больше не занимаемся этим мозгляком?

Мне показалось, что это удар ниже пояса: обозвать вице-президента мозгляком лишь потому, что бедняга не в состоянии зачать ребенка, было не по-джентльменски.

– Нет, – ответил я. – Ставлю на кон любую сумму, что это бесполезно. Конечно, с врачом я поговорю для очистки совести, но вы можете уже смело выкинуть его из головы.

– А как насчет мистера Маккрея?

Я ухмыльнулся:

– Я целиком на вашей стороне. Мне это тоже пришло в голову, причем в ту самую минуту, когда я выпроваживал Джарретта-младшего. Только благодаря ему мы узнали, что чеки оплачивал Сайрус М. Джарретт. А ведь доказательств он не представил. С таким же успехом чеки мог оплачивать сам мистер Маккрей. Была ли у него возможность сделать Карлотту Вон матерью тем летом? Безусловно. Правда, в таком случае Джарретт не должен был знать про чеки и мог просто смело спустить меня с лестницы, не вступая в пререкания. – Я махнул рукой. – Процитирую. Джарретт сказал: «Эти чеки лежат в архиве „Сиборд бэнк энд траст компани“. Кто вам о них рассказал?» И почему на следующий день у него были уже заготовлены все цифры и даты? Нет, не выходит. – Я потряс головой. – Чеки определенно посылал сам Сайрус М. Джарретт. У вас было целых две минуты, чтобы обмозговать кандидатуру Маккрея, и я удивлен, что вы ее не отвергли.

– Ты говорил с мистером Джарреттом, а я – нет, – мстительно напомнил Вулф.

– Я не испытываю желания встречаться с ним снова. Выкиньте Маккрея из головы.

– Тогда мы в тупике.

– У нас есть еще Сол, Фред и Орри. И я. Извиняюсь, конечно, в некотором роде – вы.

Вулф метнул взгляд на свою очередную книгу, как всегда лежавшую на столе, раскрыл ее, потом швырнул на стол и злобно уставился на меня.

Глава 10

Шестьдесят восемь часов спустя, в четверг в три часа пополудни, мы с Вулфом торчали в кабинете в самом мрачном настроении. С понедельника мы не продвинулись вперед ни на дюйм. Кроме пяти сыщиков, включая нас самих, у нас по-прежнему не было ровным счетом ничего.

Но сперва о том, как закончилась история с Юджином Джарреттом. Во вторник в 9:50 я вышел из лифта на десятом этаже здания на Парк-авеню в районе Восьмидесятых улиц, назвал свою фамилию сидящей за столиком женщине и прошел в просторную старомодную приемную, вдоль стен которой стояли двадцать стульев, причем восемь или девять из них были заняты людьми, выглядевшими довольно мрачно. Да и чего веселиться, когда сидишь перед дверью с табличкой, на которой начертаны фамилии сразу четырех докторов медицины. В 9:20 ко мне подошла другая женщина и проводила по коридору до кабинета Уортингтона.

Когда я вошел, сидевший за письменным столом седовласый мужчина с косматыми черными бровями и широким ртом с опущенными уголками писал в блокноте; он кивнул мне, указал на стул и продолжил писать еще пару минут, а затем отложил перо, повернулся и поинтересовался, не я ли Арчи Гудвин. Я ответил, что да, а он добавил, что поскольку дело очень щекотливое и личное, то хотел бы получить доказательства…

Я