помнила, чего хотела и ради чего пришла на это яркое полуденное поле. В памяти мелькнуло лицо Велема и его насмешливые советы.

– Хочу вот что! – объявила она. – Хочу сундук с приданым, чтоб был боярышне впору, хочу красивой стать, чтобы все женихи с меня глаз не сводили, хочу чтобы на Купалу меня сватать приехали… Нет, за княжича замуж хочу!

Межевик хмыкнул, закрыл рот коричневой ладонью.

– Ой! – изумленно воскликнула полудянка. – Ну и жаден же род людской! Неужто тебе столько всего нужно! И зачем? Тебе же лес помогает! Не знаю я, не пойму, кто ты такая, да только ни одна бы девка меня переплясать не сумела! И глаза те желтые – неспроста. А ты сколько всего захотела!

– Мое дело – чего хочу, того и прошу! Ты обещала мне все дать, что попрошу, – так давай!

– Да бери! – Полудянка пожала плечами. – Мне разве жалко? У меня всего много.

Она махнула платочком, и тут же Смеяна увидела возле себя большущий сундук – пожалуй, она сама без труда поместилась бы в нем. Бока и крышка его были обиты медными полосами с хитрыми узорами из цветов и листьев, сам по себе он уже стоил немало.

– Бери, чего желала. Да потом не жалуйся – сама себе счастье выбрала.

– Спасибо тебе! – пробормотала Смеяна. – Прощай.

– Свидимся! – повеселев, воскликнула полудянка. – Мой срок еще долог – до самых Спожин! Будет в чем нужда – еще помогу!

Она звонко расхохоталась, снова махнула платочком и мигом оказалась в другом конце поля. Смеяна пыталась проводить ее глазами, но увидела лишь неясный отблеск солнечного луча. И лучи стали более милосердны – полдень миновал.

В глазах у Смеяны разом прояснилось, радужные отсветы и темные пятна исчезли, мир вокруг принял обычный вид. Она стояла посреди ржаного поля, такого же, как всегда. Только у ног ее стоял огромный сундук с узорными накладками. Смеяне казалось, что все это был сон, морок, стерегущий людей в открытом месте в полдень. Но вот же он, сундук. Смеяна осторожно положила ладонь на крышку. Под пальцами ее были настоящее дерево и медь, горячие от солнца. Значит, все-таки не морок.

– Вот услужила, подруга! – со смесью досады и удивления сказала Смеяна вслух. – Да как же я такой сундучище до дома поволоку! Да его лошадью не свезешь! Обещалась помочь – так помогла бы донести! Уж не про это ли говорила – не пожалеть?

Она вдруг разозлилась на этот сундук – да что бы в нем ни было, какая же тяжесть! И на кой леший он ей сдался, в самом-то деле? На кой Морок ей наряды – всю жизнь ходила в чем есть, не жаловалась!

Из леса со стороны Перепелов вышли двое. Подняв ладонь к глазам, Смеяна вгляделась и узнала одного из старших Перепелов, Остроума, и его сына, Заревника.

– Вот, хоть какая подмога! – обрадовалась она.

Остроум с сыном заметили ее и ускорили шаг.

– Ты чего тут, девка, делаешь? – спросил Остроум, подходя.

– Да вот, люди добрые, жду, не поможет ли мне кто сундук до огнища донести, – непринужденно ответила Смеяна и небрежно показала на свою добычу.

– Сундук? – Остроум опустил глаза и изумленно воззрился на подарок полудянки.

Похоже, он не верил своим глазам и принимал появление сундука посреди чиста поля за забавы жаркого солнца. Не гриб ведь, сундук-то, чтобы вот так сам собой взял и вырос!

– Да как же ты его сюда-то донесла? – начал Заревник и вдруг запнулся.

Смеяна посмотрела на него и встретила изумленный взгляд. Заревник поморгал, потер глаза ладонью, потом снова посмотрел на нее. В глазах его изумление сменилось восхищением, и Смеяна вспомнила еще об одном желании, которое сгоряча высказала полудянке, – стать красивой.

– Конечно, поможем! – торопливо воскликнул Заревник, как будто тут толпились охотники помочь, и подмигнул ей. – Такой красавице как не помочь! В добрый час мы сегодня к Ольховикам собрались! Донесем тебе сундук! Чего хочешь, все сделаем! Прикажи только!

Смеяна не верила своим ушам. Никогда Заревник с ней так не разговаривал, да и никто другой тоже. Парни только поддразнивали ее, хотя и любили слушать ее болтовню или песни. Но ведь каждый род хотел взять к себе умелую и прилежную хозяйку, а Смеяне в этом было далеко не то что до лучших, а и до последних, поэтому серьезного внимания на нее никто не обращал. А Заревник был лучшим парнем во всех окрестных родах и отлично знал об этом, хотя умел держаться, не слишком заносясь. И невесту он себе выбрал под стать, самую лучшую, – Верёну. Все привыкли к тому, что Верёна и Заревник предназначены друг другу, и Смеяна удивилась, как будто подобные речи к ней обратил кто-то из женатых мужчин. Но, глядя ему в глаза, она не видела ни малейшей памяти о прошлом, никакой Верёны, – только свое собственное отражение.

– Ну, помогите, коли мимо идете, добрые люди, – немного растерянно ответила Смеяна.

Заревник с охотой ухватился за нагретую ручку сундука, отец его взялся за другую. Идя за ними, Смеяна украдкой потрогала свой нос. Каким он был вздернутым, таким и остался. Ей мучительно хотелось сбегать к Истиру, широко блестевшему поблизости, и посмотреть на свое отражение в тихой заводи. А на ощупь черты ее лица, никого прежде не восхищавшие, ничуть не изменились. Может, хоть веснушки исчезли? Но косы были рыжими по-прежнему.

Вступая в лес, Смеяна подняла голову, окинула взглядом чащу, как будто надеялась здесь найти какой-то ответ. И снова ей встретился взгляд тех янтарных глаз с узким черным зрачком. Их не было видно, сами глаза были где-то очень далеко, но взгляд их был здесь и следил за ней. И Смеяна вдруг ощутила себя уже не одинокой. Она была под чьей-то могучей защитой, позволявшей не бояться никого и ничего.

* * *

Чем ближе был Ярилин день, тем больше места в мыслях Светловоя занимала Белосвета. Его будто окутывали чьи-то чары, все плотнее и плотнее: он не мог поверить, что ее нет. Прежнее убеждение, что она была лишь видением, растаяло, прогнанное сладостным дыханием весны. Стоило ему взглянуть на чарующе-голубое небо, на белое пушистое облако, на блеск воды под солнцем, как на память приходила Белосвета. Он видел ее во всякой травинке, в каждом луговом цветке, которые во множестве рассеял по земле щедрый на радость месяц кресень. Красота расцветающей земли полнила сердце Светловоя каким-то мучительным восторгом, схожим с тем сладким чувством, что он пережил рядом с Белосветой, и от этого она казалась живой и близкой. Выбросив из головы сомнения, Светловой помнил только ее обещание прийти в Ярилин день и ждал с надеждой, как к свету и воздуху