– Да, ваше время пришло, – сказал он людям на портретах.

Взяв со стола серебряный колокольчик, возле которого еще лежала его ручка, он опустил колокольчик в карман: сувенир пусть незначительный, но полезный.

Эйхман вернулся в элегантный шестиэтажный отель «Метрополь», куда как-то в молодости приехал на трамвае (эти грязные, грохочущие монстры и теперь еще ходили под окнами), а ему не позволили даже войти внутрь. Зато теперь швейцар придержал перед ним дверь и низко поклонился, а в подвальном этаже, временно служившем нацистам тюрьмой, только что арестованные им евреи ждали, когда он решит их судьбу.

Эйхман выждал два дня – достаточно, чтобы рана загноилась, – и лишь тогда вызвал шестерых предводителей еврейства, которых намеревался отпустить, во главе со старым, слабым, перепуганным насмерть Бёмом. Эйхман и сам не знал, зачем он велел привести остальных: Гольдхаммера, Плашкеса, Кёрнера, Ротенберга и Флейшмана. Наверное, просто чтобы показать им: он – может.

– Шаг назад! – приказал он им. – Так слишком близко. На меня возложена ответственность решения еврейского вопроса в Австрии. И я ожидаю от вас безоговорочного содействия. Герр Бём, это вы тот Адольф Бём, автор труда по истории сионизма? Я многое почерпнул из вашей книги. – И он процитировал на память короткий фрагмент текста, который выучил накануне. – Коль хакавод, – сказал он изумленно вытаращившимся на него евреям. – Вас удивляет мое знание иврита? Я родился в Сароне.

Зверь навострил уши. Эйхман уже не помнил, почему он когда-то заявил, будто родился в Иерусалиме, однако с тех пор этот прием не один раз помогал ему втираться в доверие к наивным евреям.

– Я слышал, Бём, что второй том вашего труда вышел совсем недавно, – продолжил он. – Сделайте одолжение, принесите мне, пожалуйста, экземпляр. Так вот, у евреев нет будущего в Австрии. Что вы предлагаете сделать для ускорения эмиграции?

Бём раззявил свой противный старый рот:

– Вы хотите, чтобы я…

– Я хочу знать ваше мнение о том, как помочь вашему народу, герр Бём.

– Я… ну, я… это не мое…

Эйхман позвонил в серебряный колокольчик, который стоял рядом с ним на столе.

– В любом случае вы слишком стары для моих целей.

– Так, а вы кто? – спросил Эйхман у следующего заключенного еврея.

Этот был уже четвертым с тех пор, как он отпустил Бёма и других, которых пока решил не арестовывать. Нет, и в самом деле, трудно понять, почему эти евреи так преуспели.

Стоявший перед ним еврей озадаченно произнес:

– Йозеф Левенхерц.

Левенхерц. Глава еврейской общины. Как его изменили всего несколько дней в холодной камере. Эйхман потрогал серебряный колокольчик, который взял со стола Левенхерца. Тот взглянул на него, но ничего не сказал.

– Для евреев в Австрии нет будущего, – повторил Эйхман набившую оскомину фразу. – Что вы порекомендуете для того, чтобы ускорить вашу эмиграцию?

– Ускорить… ускорить эмиграцию? – выдавил Левенхерц. – Если… если позволите… то есть вам, конечно, виднее… однако мне кажется, что состоятельные евреи не хотят покидать налаженную жизнь, а тем, что победнее, уезжать не на что.

Эйхман положил ладонь на голову Зверя. Просто удивительно, какой страх вызывают порой самые обыденные жесты. В первые десять дней после входа германских войск в Австрию с собой покончили сто евреев: одни бросались в окна, другие принимали яд или стрелялись.

– Значит, вы предлагаете нам сделать налаженную жизнь состоятельных евреев чуть менее таковой? – обратился к Левенхерцу Эйхман.

– Нет, я… я понимаю, герр Эйхман, господин, что существуют… То есть я хочу сказать, что люди получают одну из множества бумаг, необходимых для оформления выездной визы, и не успевают получить следующую, как срок действия первой истекает. Расписки об уплате налогов, счетов, других платежей. Видите ли, мы… И весь процесс приходится начинать сначала.

– Вы говорите мне о проблеме, не о решении.

– Да. Да, но, возможно… Опять же вам, конечно, виднее, но разве нельзя организовать конторы, выдающие бумаги, и конторы, принимающие платежи по ним, в одном здании? Тогда мы бы могли… те, кто получит разрешение на выезд… просто спускаться с одного этажа на другой с визой в руке и там платить… чтобы обеспечить средства…

– То есть так мы скорее избавимся от богатых евреев и останемся только с мелкой еврейской шушерой на руках?

– Я… Мы все – одна община. Намерение, чтобы состоятельные евреи помогли финансировать…

– Вот именно, налог, – перебил его Эйхман. – Налог на богатых евреев с целью финансировать выезд бедных.

– Налог? Я хотел сказать…

– Налог, который придется заплатить за выездную визу, и все в одном здании. Герр Левенхерц, я подумаю о возможности вашего освобождения после того, как вы набросаете мне план.

– Вы хотите, чтобы я составил план эмиграции евреев из Вены?

– План эмиграции евреев из Австрии.

– Какого количества, господин?

– Какого? Что значит какого? Вы разве не слышали – вам, евреям, нет места в Рейхе!

Эйхман позвонил, и за Левенхерцем явился адъютант.

– Надо бы собрать всех австрийских евреев в гетто в Леопольдштадте, Зверь, так их будет легче контролировать, – сказал Эйхман овчарке. – Однако не стоит объявлять об этом заранее, так будет спокойнее. – И крикнул адъютантам в холле: – Список арестованных еврейских предводителей ко мне! – Наклонившись к настороженному уху Зверя, он добавил: – Отпустим кое-кого. Кнут и пряник, вот что нам нужно, Зверь. Кнут и пряник.

ВЕНСКАЯ НЕЗАВИСИМАЯ

АВСТРИЯ ПОДАВЛЯЮЩИМ ЧИСЛОМ ГОЛОСОВ ГОВОРИТ «ДА» ГЕРМАНСКОМУ РЕЙХУ

Последнее унижение Австрии

Кэте Пергер

ВЕНА, 11 апреля 1938 года. 49 326 791 немецких и австрийских избирателей отдали вчера голоса за первый рейхстаг великой Германии. Но главное оскорбление нашему некогда великому и независимому народу нанесли те 99,73 % австрийцев, которые на вопрос, признают ли они подчинение страны фюреру, ответили «да». В самой Вене картина выборов выглядит так: 1 219 331 «за» против незначительных 4939 «нет». Присоединение Австрии обеспечивает Гитлеру господство в Центральной Европе, и мир уже никогда не узнает, действительно ли нацистов поддержало большинство или нет.

Другие народы, в том числе англичане и американцы, поспешили признать свершившийся факт. Без единого слова протеста Государственный департамент США закрыл свое дипломатическое представительство в Вене, не дожидаясь, пока это сделают нацисты…

Штефан снова взглянул на часы. Они с папой и Вальтером стояли в очереди в британское консульство. Вальтер подбрасывал кролика Петера, и две женщины впереди обернулись и посмотрели на него с неодобрением.