Повозка и в самом деле получилась на загляденье. Две лошадки тащили ее бойко, дети в ней освоились мгновенно, и звонкий смех разгонял тоску лучше солнца, которое, кажется, скрылось в серых облаках надолго. Во всяком случае, остаток дороги пролетел почти незаметно, и у крепости Ос, успев подивиться огромному рву, пересекающему всю равнину Фиденты, рву, на котором трудились десятки тысяч людей, отряд был на двенадцатый день второго месяца зимы. Как раз перед полуднем сани и всадники пересекли по каменному мосту быструю Малиту, что выбегала из Лаписской долины, гремя по обледенелым камням, и оказались у врат родной земли королевского рода Тотум. Тогда Кама и замерла, прижав руку к груди и сдерживая рвущийся из нее крик.

– А ты знаешь, – заметил подъехавший к принцессе Орс, который на коне Филы и сам казался этлу или рефаимом, – ведь Ви уже говорит на гахском языке лучше меня. И как это объяснить, я не знаю. Я бы присмотрелся к девчонке. Но не из-за толмаческого таланта, а из-за ее стойкости. Дорого нынче стоит стойкость. Да что с тобой? Окаменела?

Кама судорожно замотала головой.

– Память? – спросил Орс. – Когда ты покинула дом? Семь лет назад? Здесь убили твоих родных?

Крепость Ос открывалась в конце тракта. Все так же торчала над стенами дозорная башня, так же неприступны были бастионы, что теснились между скалами Балтуту и пропастью, в которой ревела не замерзающая в самые сильные морозы Малиту. И родители Камы погибли именно в этой крепости. Но замерла она не поэтому.

– Разве ты ничего не почувствовал? – спросила Кама Орса.

– Даже не знаю, – поскреб он толстыми пальцами подбородок. – Как будто жаром окатило, но мало ли… Это тело молодое, а сам-то я старее старого.

– Там что-то случилось, – повернулась Кама на запад. – Что-то со Светлой Пустошью. И уж во всяком случае, погань убралась из Кирума. Его больше нет. Но что-то случилось у Бараггала. И, – она зажмурилась, – в Ардуусе. И в ушах что-то стучит. Бьется что-то.

– Он ухватил вожжи, – прошептал Орс.

– Он? – не поняла Кама.

– Новый правитель Ардууса и, наверное, Светлой Пустоши, – объяснил Орс. – Этот… Губитель. Прошло две недели, как он стал императором. Наверное, разобрался с делами и совершил то, что хотел. Ухватил вожжи. Потянул все к себе и на себя. И мы слышим, как эти вожжи гудят.

– Неуютно мне, – пробормотал Моллис, когда корабль, приняв в себя изрядное число женщин и детей, сбросив с канатов и бортов черную паклю неведомой мерзости, шевельнул торчащими из гребных люков веслами и стал медленно разворачиваться.

– Есть причина? – спросил Литус, прикрыв плечи Лавы одеялом. – Нет Сина? Не хватает морских просторов? Ветра? Или пришлось хлебнуть лиха на пути сюда? Или вот это месиво смущает на месте Кирума?

– Да, – крякнул Моллис, окинув взглядом мостик, приложил руку ко лбу, вгляделся в смерчи на месте Кирума. – Месиво такое, что… глотку перехватывает. Кажется, что среди тех городов, в которые судьба не удосужилась меня занести, Кирума уже не будет. Вообще не будет. А что делать? Боюсь, что многих городов не будет. Может, и меня не будет.

Моллис замолчал и прикрыл глаза, потер черные, обожженные зимними штормами щеки. Лава, которая никак не могла избавиться от охватившего ее озноба, обхватила плечи так, словно хотела вознести молитву Энки, закуталась в одеяло, потянула его на затылок. Почти все моряки уже нырнули, как сказал капитан, на вторую палубу, заняли места на веслах, на носу замер, вцепившись в косую мачту, белобрысый паренек лет двадцати. На корме хмурился широкоплечий здоровяк, если и уступающий в чем-то Моллису, то лишь в возрасте.

– Шупа и Шиару, – только их и назвал Моллис, когда сгрудившийся на берегу отряд перебрался на палубу, а потом почти весь спустился в приготовленный для плавания трюм. – Шиару – мой первый помощник и главное погоняло для морячков, а Шупа…

Моллис замолчал на мгновение, а потом, сверкнув белозубой улыбкой, добавил:

– А Шупа – мой второй первый помощник и не погоняло для кораблика, а его близкий приятель.

– Он живой? – спросила Лава, показывая на изгибы корней, которые оплетали мачту у основания, словно окаменевшие лианы. – Корабль живой?

– Живой, – кивнул, отвернувшись, Моллис. – Но не бессмертный, думаю. Пока мы живы, и он живой. Но это долгая история, девочка. И не все так просто.

…Теперь Лава терлась щекой о покрытые трещинами деревянные узлы на мачте, потом ловила пальцами комочки смолы на щеках, снимала их след слюной, ощупывала будто выросшие из настила кубрика, сами собой скрутившиеся жгутами перилла, закрывала глаза, прислушивалась к чему-то неизвестному, тому, что хотела услышать и как будто боялась. Что успела ей рассказать о мытарствах Игниса Процелла? Вряд ли она и сама так уж много у него выпытала. Никогда не был болтуном принц Игнис, но вот уж каким он стал, было известно только Процелле, Брите и Бибере, если последние две и в самом деле спасли принца и сумели уйти из Ардууса. И никого из троих теперь рядом нет. Зато есть корабль, который, кажется, сродни тому самому диковинному кинжалу или зародышу меча в руках Процеллы.

– Разместились отлично! – раздался голос Джокуса, и Лава увидела выбирающихся из трюма принца Фиденты и Бету. Хорошо, что не Телу, еще на погрузке она столкнулась с бывшей теткой взглядом и поняла, та знает. Знает, что Лаве известно все или почти все об убийстве членов королевского дома Тотум.

– Все хорошо, – повторил Джокус, поднимаясь уже на мостик. – Тюфяки, лампы, и никакой сырости. Думаю, и качки не будет. Река – не море. А уж о вони и говорить нечего. Такое чувство, что в этом трюме вообще никогда не возили рыбу!

Моллис обернулся, покосился на Джокуса, на Литуса, который отошел к углу мостика, вглядываясь в смерчи Кирума, на Бету, присевшую на верхнюю ступень трапа.

– Мы не рыбаки, красавчик. Или как там тебя? Ваше Высочество, принц Фиденты? Дожился. Целый трюм принцов и принцесс. Удружил Син. Так вот, мы не рыбаки, Ваше Высочество. А возили… Да ничего мы не возили. Мы вольные птицы. Хотя последний месяц перевозили беженцев из Самсума на западный берег Му. Потом в Турше немного пришлось потрудиться. А потом нас поджали ордынские барки. Река, как бы она широка ни была, и в самом деле не море. По волне да по ветру не ускользнешь. Узка.

– Даже у Самсума? – прищурился Джокус. – И оставь церемонии, капитан. Зови меня по имени. А то с вашими высочествами тут язык заплетешь.

– Даже у Самсума, – кивнул Моллис. – Берега видны – значит, узка. Да будь там хоть сотня барок, я бы ушел. Но их там тысячи.

– А сюда не придут ордынские барки? – спросила, заматывая шею платком, Бета. – Есть опасность?

– Опасность есть всегда, – буркнул Моллис. – Ордынцы вряд ли пойдут на север. Пока не пойдут. Проскочим. Я вообще думаю, что у них другая цель, ну да ладно. А Светлая Пустошь – сама опасность. Мы уже хлебнули… разного. Обратно идти будет труднее. Син сказал, что каждый человек на судне будет умножать наши испытания. А дети – втройне.