— И хорошо, что смогла, — улыбнулся Тао и приказал: — Несите фольгу! Так утка запечется равномерно и нигде не пригорит. А какая будет чудесная шкурка! Красивая, блестящая, ни капли не обуглится.

Я едва не захлебнулась слюной и решила: дракон, конечно, получит угощение, но и я обязательно сниму пробу. Домовые тотчас же принесли фольгу, и мы принялись укутывать в нее уток. Тем временем в печах уже развели огонь, и Тао распорядился, выкладывая сверкающие свертки на подносы:

— Через час надо снизить температуру. А пока займемся блинчиками.

— Тут еще и блинчики полагаются? — удивилась я.

— Конечно. Во что ты собралась заворачивать нарезанную утку, не в салфетку же, — улыбнулся Тао и, пройдя к столу, сказал: — Мука, вода, кунжутное масло и соль, это очень простой рецепт. Так моя семья готовила в изгнании, когда продуктов было совсем мало. Иногда блинчики заворачивали просто с воздухом.

Он сказал это с такой искренней печалью, что я не смогла не спросить:

— Но ведь сейчас все намного лучше, правда?

— Конечно, — улыбнулся Тао. Ему понравилось то, как я задала вопрос. — Сейчас мы живем очень хорошо, но никогда не забудем того, что было с нашими предками. Кто забывает свое прошлое, тот утрачивает будущее. А я не хочу ни забывать, ни терять.

Из теплой воды, просеянной муки и масла мы замесили тесто — Тао снова обработал его ускоряющим заклинанием, а я вдруг поняла, что сейчас, на кухне, мне сделалось по-настоящему спокойно. Все улеглось, все стихло — я снова была обычным человеком, а не магической бомбой, готовой рвануть в любую минуту. Это было настолько хорошо, что я едва не рассмеялась: от той легкости, которая меня наполняла, хотелось подниматься от земли и лететь, лететь, лететь…

— Как твоя рука? — спросила я. Мы разделили тесто на комочки и начали раскатывать их в тонкие лепешечки. Тао пожал плечами.

— Рука это пустяк, правда. Я уже остановил кровь. Главное, я показал этому мирру Винтеркорну, что он должен следить за языком. Да, это было недоразумение, но все же. А еще я показал Анжелине, что за нее есть, кому заступиться.

— Она на тебя даже не смотрела, — вздохнула я. Лепешки выпекались на сухой разогретой сковороде с двух сторон; переворачивая очередную, Тао ответил:

— Конечно! Благородная миррин не станет таращиться при всех на рыцаря, даже если он защищает ее честь. Но она знает, что не одна. Вот и все.

— Дракон хороший, правда? — я решила перевести разговор на другое. Тао с улыбкой кивнул.

— Очень хороший! У моего отца тоже есть драконы, но они строгие. К ним нельзя подойти просто так почесать живот или надбровья.

— Укусят?

— Нет, но дадут понять, что этого делать не следует, — ответил принц. Стопка блинов росла, утки запекались в духовке, и я спросила:

— Ты думаешь, у меня правда что-то получится с конкурсом?

— Даже не сомневаюсь, — заверил меня Тао. — Я тебя научу готовить куриный суп со стеклянной лапшой, сердечки со сладким перцем и свинину с ананасами. И пусть только попробуют не дать тебе медаль!

Мы рассмеялись. На кухню заглянули Авенхви и Кетти: Тао запретил им совать нос в готовку, сказав, что слишком много лишних глаз испортят блюдо, и все это время они сидели в обеденном зале в ожидании. Кетти даже принесла учебники, чтобы не тратить время даром и подготовиться к занятиям. Странно: еще в пятницу вечером я и знать не знала этих ребят, а сейчас мы сдружились.

— Ну что? Где утка? — спросил Авенхви. — Может, мы ее сами съедим? Мирр Дженкинс сказал, что дракону уже приготовлен корм, может, он без утки обойдется? А я что-то проголодался, перенервничал из-за твоей дуэли.

Услышав, что студент проголодался, один из домовых тотчас же принес ему большой бутерброд с сыром, ветчиной и овощами — Авенхви вгрызся в него так, словно несколько дней ничего не ел. Тао вздохнул.

— Ладно, одна утка нам, одна ему.

— А вы тут говорили про сердечки? — уточнила Кетти. — Куриные сердечки со сладким перцем? Вы знаете, что это одно из любимых блюд Просперо Конти, нашего министра магии?

Мы с Тао переглянулись.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался он и, кивнув на учебник, который Кетти держала в руках, спросил: — В твоей книге написано?

Кетти выразительно завела глаза к потолку.

— Нет. В письмах, которые он писал моей маме.

Теперь уже мы все переглянулись с видом барашков, которые внезапно обнаружили новые ворота возле родного дома. Авенхви даже жевать перестал, и колокольчики в его волосах издали удивленный перезвон. А Кетти уточнила, окончательно припечатав нас:

— В любовных письмах. Он пишет ей каждую неделю, — сделав небольшую паузу, Кетти дотронулась до щеки и призналась: — Они когда-то работали вместе. Потом разъехались в разные города, но переписываются.

Я вдруг подумала, что именно из-за истории своей матери Кетти так возмущалась, когда ребята заговорили об интрижке ректора Сомерсета со студенткой.

* * *

Джон

Я хотел надеяться, что эта идиотская дуэль — последняя неприятность, которую принесет мне воскресенье. Хватит. Довольно. Впереди рабочая неделя со всеми скверными прелестями, которые к ней прилагаются, и я хотел хоть немного отдохнуть перед тем, как она рухнет мне на голову.

Мой малый кабинет был как раз тем местом, где я мог отдохнуть по-настоящему. Здесь всегда горел огонь в камине, на небольшом столе лежали любимые книги, а шар музыкального артефакта негромко проигрывал Вторую сонату Черковелли, хинталийского музыкального гения. В качестве закусок домовые проворно принесли мне большое блюдо мясной нарезки, а компанию ему составила бутылка темного северного вина — когда-то ее мне подарил один из выпускников, вот и пришло ее время.

И никого рядом. Ни единой живой души. Вот это замечательно.

Но мое одиночество, разумеется, не было долгим. Это какой-нибудь студент может забиться в дальний уголок замка и сидеть там до скончания дней — у ректора такой возможности нет. В дверь негромко постучали. Я хмуро выругался, мысленно предположил, кого это там бесы принесли мне на голову, и со вздохом сказал:

— Войдите.

Моя смутная догадка оказалась верной — в кабинет вошла Майя Морави с видом именинницы. В руках она несла большой поднос, на котором красовалась запеченая утка, нарезанная аккуратными кусочками, стопка лепешек и острая капуста в хрустальной салатнице.

— Это еще что? — угрюмо спросил я. Запах, впрочем, был таким, что моментально отбивал желание разговаривать. Хотелось есть, просить добавки и снова есть, пока не лопнет ремень. Я убрал книгу со стола, Майя аккуратно