Во второй половине XIX века обучение в Московском университете длилось четыре года, и весной 1885 года Савва Тимофеевич должен был окончить учебу. Действительно, сохранилось прошение студента 4-го курса физико-математического факультета Саввы Морозова от 30 мая 1885 года: «Прилагая при сем квитанцию о взносе денег за напечатание аттестата, покорнейше прошу мне выдать свидетельство об окончании курса».[119] После получения аттестата Савва Тимофеевич мог «продолжать… занятия в химической лаборатории и посвятить себя науке». Для этого следовало написать кандидатское рассуждение — письменную работу, которая свидетельствовала о тех знаниях, которые приобрел соискатель на степень кандидата. Намерение написать эту работу у Саввы Тимофеевича имелось и было запечатлено в прошении на имя ректора. Вот только… обстоятельства не благоприятствовали его претворению в жизнь.

Современные исследователи Т. П. Морозова и И. В. Поткина предполагают, что Савва Тимофеевич передумал представлять кандидатское рассуждение, «решив, что для его дальнейшей практической деятельности диплом не так уж нужен». Но, думается, дело в ином. С. Т. Морозов учился в университете не ради получения диплома, а потому, что наука, и в частности химия, с некоторых пор составляла неотъемлемую — и лучшую — часть его существования. Максим Горький, который дружил с предпринимателем и вел с ним частые беседы по душам, в 1932 году вспоминал: «Савва Морозов… химик, мечтал о профессуре и имел к этому все данные. У него были отличные работы по химии, и вообще ставился вопрос об оставлении его при университете».[120]

Савва Тимофеевич был вынужден прервать обучение не по собственной воле. Ему помешало событие, которое вошло в литературу под названием «Морозовская стачка». Одна из крупнейших организованных забастовок рабочих Российской империи, она разразилась в январе 1885 года на текстильной фабрике «Товарищество Никольской мануфактуры Саввы Морозова сын и К°». Это событие по своему масштабу не имело аналогов в истории русской промышленности. Более того, оно стало первым — неожиданно громким — раскатом грома, предвещающим грозную бурю. Говоря словами крупного предпринимателя Владимира Павловича Рябушинского, забастовка на морозовской фабрике «составила эпоху в истории русского фабричного законодательства». Кроме того, стачка коренным образом изменила жизнь хозяина фабрики, Тимофея Саввича Морозова, и его старшего сына. Поэтому здесь она будет освещена довольно подробно.

Морозовская стачка началась в селе Никольском 7 января 1885 года и продолжалась 11 дней, до 17 января. В первый же день забастовки в ней приняло участие огромное по тем временам число рабочих — обычно называют цифру в 8, а иногда и в 11–12 тысяч человек. Думается, первая цифра более правдоподобна.[121] Что же вызвало столь массовый протест?

На этот вопрос самые разные источники отвечают однозначно: причинами стачки стали понижение заработной платы и высокие штрафы на производстве. Подробное описание размера и порядка штрафования дал лидер большевиков, Владимир Ильич Ленин. Для него Морозовская стачка была одной из крупнейших вех в становлении революционного сознания рабочих — переходом от стихийной борьбы с «притеснителями» к борьбе организованной, под руководством «передовых» рабочих. «С 1882 года Морозов стал сбавлять плату, и до 1884 года было пять сбавок. В то же время становились всё строже и строже штрафы: по всей фабрике они составляли почти четверть заработка (24 копейки штрафов на заработанный рубль), а иногда доходили у отдельных рабочих до половины заработка».[122] Однако свидетельство В. И. Ленина нуждается в существенном уточнении.

Во-первых, в тот период — вплоть до 1886 года — система штрафов за выработку некачественного товара и нарушение трудовой дисциплины существовала не только на морозовских фабриках, но и на других предприятиях страны: «До 1886 года… фабриканты могли брать штрафы, за что хотели и в каком угодно количестве». Во-вторых, Владимир Ильич ничего не говорит о причинах, побуждавших Тимофея Саввича Морозова штрафовать работников, а без этого информация о штрафах оказывается неполной.

Люди, укорененные в советской действительности 1930-х и сочувствовавшие российскому рабочему движению, утверждали: «Владелец фабрики, просматривая итоги штрафов, часто говорил браковщикам: «Мало, прогорю», — в то время как сумма штрафных денег составляла более 20 тыс[яч] руб[лей] в год».[123] Но это не соответствует действительности. Начиная с 1880 года по распоряжению Т. С. Морозова штрафные деньги шли не в его карман, а на выплату рабочим пособий по увечью.[124] Вероятно, несколько ближе к истине свидетельство Зинаиды Григорьевны Морозовой, невестки Тимофея Саввича. Зинаида Григорьевна писала об упрямом характере своего свекра: «Не жаден был, не скуп, мог бы фабричному народу скостить штрафы. Ан нет, амбиция хозяйская не позволяла… Вот и достукался до забастовки».[125] Иными словами, Тимофей Саввич, радея о будущности всего предприятия, не сумел или не захотел вовремя пойти на уступки. В пользу того, что Т. С. Морозов не был человеком жестоким или жадным, говорит следующий факт: наравне с представителями других ветвей морозовской династии он постоянно заботился о благоустройстве быта своих рабочих.

Именно в бытность Тимофея Саввича хозяином Никольской мануфактуры при ней был создан небольшой фабричный городок, положивший начало будущему городу Орехово-Зуево. Он состоял примерно из 450 зданий жилого, хозяйственного и культурного назначения. К 1882 году, помимо казарм для жилья и административных построек, здесь имелись детский приют (аналог современного детского сада), ясли, приют для сирот, школа, ремесленные мастерские, богадельня для престарелых рабочих с состоящим при ней домовым храмом и т. п. Была также больница на 200 кроватей, а при ней аптека и поликлиника. Больница была устроена с учетом новейших медицинских достижений: величина палат была такова, чтобы на каждого больного приходилось до пяти кубических саженей воздуха. «Двухэтажное здание больницы стояло отдельно от производственных корпусов и располагалось окнами на юг.