его не роняла! Я вообще не прикасалась к нему со вчерашнего вечера, а вчера оно было цело!

— Значит, было уничтожено одно из сопряжённых зеркал.

Сказав это, Венсель снова уткнулся в книгу. Услада, вообразив в мыслях всевозможные ужасы, собралась с духом и снова обратилась к нему:

— Краса ни за что не позволила бы уничтожить своё зеркало.

— Угу, — совершенно спокойно ответил Венсель, даже не подумав оторваться от записей.

— Возможно, она попала в беду!

— Сомневаюсь, — сказал Венсель, захлопывая, наконец, свою книгу. Однако тратить время на разговоры маг явно не собирался. Заткнув пробкой кувшинчик с малиновым раствором, он положил посудинку в сумку и решительно двинулся на выход из дома. Услада в растерянности побежала следом.

— Постой! Но ведь можно как-нибудь узнать, что Краса жива и здорова?

— Напиши письмо, передай с торговцем, — сказал Венсель, принимая из рук Лада посёдланного коня.

— С торговцем письмо попадёт в Ольховец не раньше, чем через седмицу, да ещё столько же придётся ждать ответ!

Вскочив в седло, Венсель проверил подпруги, разобрал поводья и только потом посмотрел, наконец, Усладе прямо в глаза.

— Отстань, птаха, мне сей миг не до тебя. Там, на тракте, человек умирает, ему моя помощь нужна куда больше и срочнее, чем твоей Красе. Вернусь вечером — тогда и поговорим.

Тронув коня шенкелями, Венсель выехал за ворота, а Услада осталась стоять во дворе. «А во сне не такой вредный», — хмуро подумала она.

— Обалдеть, — сказал ей Лад, запирая ворота. — Первый раз слышу, чтобы он вообще с кем-нибудь говорил.

Завершив дела среди людей, Венсель, как обычно, не торопился домой. Закат он встретил у моста, по которому Торговая тропа пересекает Ночь-реку. Вокруг было тихо и безлюдно: не многие решаются встретить сумерки у границы Рискайской Пустоши. Отпустив коня пастись, Венсель скинул сапоги, босиком вошёл в воду и двинулся вверх по течению, прямо через камыши. Едва мост скрылся из виду, он остановился и позвал:

— Госпожа Речная Хозяйка! Покажитесь, будьте так любезны.

— Опять ты, — откликнулся ему не слишком приветливый голос. Камыши расступились и выпустили на берег высокую женщину в простом сером запоне и рубахе без оберегов. Её блестящие чёрные волосы, ничем не прикрытые и не собранные в косы, свободно сбегали до самых пят и купались в тёплой речной воде. — Ступай домой, ночь — не время для людей.

— Госпожа, я хотел всего лишь задать вопрос.

— Задавай, разрешаю. Такую малость ты, пожалуй, заслужил.

— Тот человек, на которого вы мне нынче указали, отчего он так важен? Почему его обязательно следовало спасти?

— Потому, что таково было моё повеление. Этого не достаточно?

Венсель отрицательно мотнул головой. Речная Хозяйка вздохнула снисходительно.

— Пора бы тебе научиться слышать шаги предназначения.

— Предназначение? Но ведь этот человек — самый обычный лесной охотник, не маг, и даже не одарённый силой.

— Поверь, каждое живое существо в мире для чего-нибудь да предназначено. Этот охотник, например, должен будет в скором времени встретиться со своим кумом на торгу. А тот чуть позже проверит свою ловчую яму.

— И всё? Неужели это так важно?

— Очень важно. Из таких мелочей состоит жизнь, словно полотно — из простых, ничем не примечательных нитей. Впрочем, вам, существам со свободной волей, всегда мало того, что предназначено, вы неизменно стремитесь украсить полотно жизни причудливыми узорами. Однако теперь пора отдохнуть. Ты хорошо потрудился нынче. Обещаю, что ни я, ни Виелина не станем беспокоить тебя в ближайшие дни.

— Но госпожа Ровена…

— Разрешаю тебе пока не откликаться на её зов. Пора бы Ровене усвоить, что даже у магов бывают личные дела. А теперь послушай меня, ступай домой. И советую поторопиться: зеркало уже разбито, скоро вероятное сделается неотвратимым.

Вечер наступил и понемногу превратился в ночь, а Венсель всё не возвращался. Ушли спать Лад с Радкой, дед Мирош, зевая, полез на полати. Услада, привыкшая ложиться рано, тоже не удержалась, задремала, сидя на лавке с веретеном. Снилось ей странное: будто бы из ведра, в которое она снова сложила осколки зеркала, растекается вязкая мгла. Сперва чернота просто прибывала, поднималась, словно тесто в квашне, потом добралась до краёв и начала потихоньку сочиться на пол.

Дальше сделалось ещё чуднее. Из лужицы под ведром потянулись не то тонкие щупальца, не то водорослиные пряди. Они колыхались мягко и беззвучно, ползли по полу, сплетаясь в уродливые косицы, и тянулись, тянулись понемногу к Усладиным ногам…

Страшно ей почему-то совсем не было, только любопытно: каковы на ощупь эти чёрные космы? Верно, мягкие и пушистые? Только потрогать их Услада всё равно не могла. На неё навалилась вдруг такая тяжесть, что казалось, гори всё вокруг огнём — она не сможет даже с лавки встать.

Вдруг в горницу шумно ворвался Венсель. Схватив Усладу в охапку, он буквально вытолкал её на поварню, выскочил сам и захлопнул за собой дверь. Всю вялость и оцепенение с Услады как рукой сняло, и теперь-то она испугалась не на шутку. А чёрные «волосы», словно чуя её страх, настойчиво полезли под дверь. Венсель вытащил из печи уголёк и быстро нарисовал на полу круг, внутри которого оказалась и Услада и он сам.

— Что это? — испуганно прошептала Услада, глядя, как пол вокруг стремительно затягивает косматой живой бородищей.

— Зеркальце «потекло», — ответил Венсель вполне буднично. — Вот уж не думал, что оно было настолько мощное… Не бойся, к нам эта дрянь не просочится.

— Она опасная?

— В принципе, всё, что касается магии, опасно. Чернянка — просто паразит, питающийся ненаправленной силой. Младенца или крепко спящего она может даже убить.

— А нас?

— А мы с тобой как-нибудь продержимся до рассвета. Главное — не спать и не выходить из круга.

Глаза у Услады сделались, как плошки.

— То есть мы всю ночь будем вот так стоять?

Венсель легкомысленно пожал плечами и прижал девушку к себе поплотнее.

— Можем читать молитвы. Говорят, помогает.

— Озари, Маэль Пресветлый и Всемилостивый, светом глаз Твоих всё, что дыханием славит Творца, — робко, дрожащим голоском начала читать вечернее правило княжна. Чернянка, буйно разросшаяся по полу за угольной чертой, слегка отпрянула. Услада вздохнула с облегчением и продолжила уже твёрже: — Мир даруй и согласие всем живым и