— Интересно, — удивленно говорит Тра, — из всех вопросов, которые ты могла бы задать, поняв, что у нас хватает информации, ты выбрала именно этот.

Мои щеки вспыхивают, несмотря на пакет с замороженным горошком. Я изо всех сил пытаюсь сделать вид, будто не жалею, что задала этот вопрос.

— Вы что, в детском саду? Просто скажите, и все.

— Он поставил на то, что ты продержишься самое меньшее семь минут. — Тру потирает веснушчатую щеку. — Мы все думали, что он сумасшедший.

Семь минут — более чем достаточно, чтобы тебя успели избить гигантскими кулаками.

— Может, и сумасшедший, но не слишком, — говорит Тра. Его мальчишеская улыбка столь безмятежна, что я почти забываю о том, в каком мире мы теперь живем. — Ему следовало поставить на твою победу. Тогда бы он все загреб себе. Все шансы были против тебя.

— Уверен, он бы справился с Боуденом за две минуты, — говорит Тру. — Из него прямо-таки прет крутизна.

— За полторы, это точно, — говорит Тра.

Я видела, как дрался Раффи. Я поставила бы на десять секунд с условием, что у Боудена не было бы ружья. Но я молчу. Мне вовсе не добавляет радости, что Раффи не бросился геройски мне на выручку.

— Выведите нас отсюда сегодня ночью, и по рукам, — говорю я.

— Сегодня ночью? Чертовски скоро, — заявляет Тра.

— Если пообещаешь, что сорвешь с Аниты рубашку... — ухмыляется Тру.

— Не искушай судьбу.

Тра поднимает узкий кожаный футляр и покачивает им, словно приманкой.

— Как насчет бонуса за то, что сорвешь с нее рубашку?

Моя рука устремляется к карману штанов, где должен лежать набор отмычек. Там пусто.

— Эй, это мое! — Я пытаюсь схватить футляр, но он исчезает из руки Тра, хотя тот даже не пошевелился. — Как ты это делаешь?

— Сейчас ты его видишь, — говорит Тру, покачивая футляром. Я понятия не имею, как он перешел от Тра к Тру. Близнецы стоят бок о бок, но я все равно должна была хоть что-то заметить. Потом он снова исчезает. — А теперь нет.

— А ну, отдавайте, грязные воришки. Или разговор окончен.

Тру строит гримасу грустного клоуна. Тра комично приподнимает брови.

— Ладно, — вздыхает Тра, возвращая мне набор отмычек. На этот раз я внимательно наблюдаю, но все равно не замечаю, как он переходит от Тру к Тра. — Сегодня ночью.

На лицах Тра-Тру появляются одинаковые улыбки.

Покачав головой, я ухожу, пока братья не стащили еще что-нибудь из моих вещей.

Спина хрустит и болит, когда я пытаюсь разогнуться. Смеркается, и мой рабочий день почти закончился. Держась за поясницу, я медленно распрямляюсь, словно древняя старуха.

Руки покраснели и распухли всего за один день стирки. Мне приходилось слышать о сухой потрескавшейся коже, но только теперь я понимаю, что это означает. Через несколько минут после того, как я вынимаю руки из воды, на ладонях видны трещины, словно кто-то рассек кожу бритвой. Кожа настолько сухая, что даже не кровоточит.

Когда другие прачки предлагали мне утром желтые резиновые перчатки, я отказалась, решив, что ими пользуются лишь жеманные старушки. На меня посмотрели столь многозначительно, что гордость не позволила попросить перчатки после обеда, о чем я теперь искренне жалею. Хорошо, что в мои планы не входит делать это завтра.

Я оглядываюсь вокруг, разминая руки и думая о том, скоро ли на меня соберется напасть эта самая Анита. Если она дожидается, когда закончится мой наряд, я разозлюсь по-настоящему. Какой смысл ввязываться в драку, если не можешь даже увильнуть от часа тяжкой работы?

Я тяну время, разминая спину.

У меня болит шея, болит поясница, болят руки и ноги, болят даже глаза. Кажется, будто от боли кричит каждая онемевшая мышца. При таком раскладе даже не придется поддаваться, я просто честно проиграю.

Я разминаю ноги, делая вид, будто не замечаю идущих к нам со стороны туалетов мужчин. Их около десятка. Раффи держится позади.

В нескольких шагах от нас они снимают с себя грязную одежду. На землю летят рубашки, штаны, носки. Кое-что отправляется прямо в кучу мусора. Раффи копал канаву, вместо того чтобы заниматься по-настоящему грязной работой, но не всем настолько повезло. На них не остается ничего, кроме трусов.

Изо всех сил стараясь не смотреть на Раффи, я вдруг понимаю — от него ждут, что он тоже снимет рубашку. Бинты под ней он еще смог бы как-то объяснить, но как быть с кровавыми пятнами в тех местах, где должны быть крылья?

Я вытягиваю руки над головой, пытаясь не показывать страха. Затаив дыхание, я надеюсь, что мужчины пойдут дальше и не заметят отставшего Раффи.

Но вместо того чтобы направиться к зданиям, где находятся душевые, они хватают шланг, из которого мы наполняли ванны для стирки, и выстраиваются в очередь. И как я сразу не сообразила, — естественно, сперва они польют друг друга из шланга. Мыслимо ли, чтобы работавшие в уборных сразу направились в общую душевую?

Я искоса бросаю взгляд на Раффи. Он держится все так же хладнокровно, но, судя по тому, как медленно расстегивает рубашку, он тоже этого не ожидал.

Вероятно, он рассчитывал ускользнуть, как только остальные войдут в здание, поскольку в душе все одновременно не поместятся. Но сейчас у него нет никакого предлога, чтобы уклониться от данной части процедуры, и нет никакой возможности остаться незамеченным.

Раффи заканчивает расстегивать рубашку и, вместо того чтобы снять ее, начинает медленно расстегивать штаны. Все вокруг уже разделись, и он выглядит подозрительно. Когда я задумываюсь о том, не стоит ли нам внаглую драпануть сломя голову, в нашу сторону не спеша направляется на длинных изящных ногах решение этой проблемы.

Женщина, которая шла вместе с Раффи на обед, отбрасывает назад медовые волосы и улыбается

ему.

В то же мгновение появляются Тра-Тру.

— О, привет, Анита! — с деланым удивлением говорят оба чуть громче обычного, словно специально для того, чтобы я их услышала.

Анита яростно смотрит на них, как будто они только что харкнули ей под ноги. Я миллион раз видела этот взгляд, его эффектная девушка бросает на придурка, слишком часто попадающегося на глаза в ее окружении. Она снова поворачивается к Раффи и с лучезарной улыбкой кладет ладонь ему на руку как раз в тот момент, когда он начинает снимать штаны. Больше мне ничего и не требуется.

Выхватив из серой воды намыленную рубашку, я швыряю ее в Аниту.

Рубашка с хлюпаньем облепляет ей голову. Безупречная прическа превращается в бесформенную массу, тушь для ресниц размазывается. Мокрая ткань сползает по ее блузке. Анита издает пронзительный визг, и все головы поворачиваются в ее сторону.