Надо отдать должное моему престарелому родственнику — не замешкался он ни на секунду. Мигом оценив положение, храбрейший Василий Дмитриевич первым делом спихнул петербургского собутыльника под стол, для пущей сохранности, а вторым на развороте расколошматил толстый марочный штоф об голову первого беса! Бутылка разлетелась красиво — кареокими осколками в разные стороны, вот только вреда причинила не больше, чем новогодняя хлопушка…

— Бесы, они твердолобые, — быстро пояснил я, почти в упор разряжая свой пистолет в грудь второму. Тяжёлый свинец проделал негодяю изрядную дыру меж рёбер!

— Эх, серебром надо было заряжать, — укорил меня дядя, когда первый нападающий помог встать второму и они молча направились нас душить.

— А на какие шиши, скажите на милость? — оправдывался я, перекидывая ему свою саблю. — Жалованье вы мне платите с гулькин нос, и то медью. На базар за семечками стыдно прийти, расплачиваюсь по полкопеечки, словно на паперти милостыню выпрашивал…

— Не балаболь! Я в твои годы каждому грошику молился, до зари вставал, за полночь ложился, всё родителям помогал. Мне и годочку не исполнилось, а я уже за скотиной навоз вывозил! В свою люльку лопаточкой складывал, верёвку через плечико, аки бурлак волжский, да на своём горбу и волочил!

От такого наглого, бесстыжего и неприкрытого вранья на миг застопорились даже заслушавшиеся бесы. Нечисть вообще любит всякие сказки. Пользуясь моментом, я огрел своего противника по шеям нагайкой и вторым махом сделал захлёст под щиколотку, рывком свалив рогатого в угол.

— Ну, может, где и преувеличил чуток, для красного словца, — виновато прокашлялся мой дядюшка, краснея, как благородная девица. — Но суть-то не в этом! Нету денег, так что ж, покуда полк не на войне, иди вон зарабатывай!

— Чем?

— А я знаю?! Хоть голым на ярмарке пляши!

— Это «стриптиз» называется, ему учиться надо, — уже со знанием дела пояснил я, пропустив пинок коленом от второго ростовца. Улетел не очень далеко, под стол, нос к носу с жандармом из будущего.

Тот открыл косые глаза…

— Вы мне там не безобразничать!!!

— Ни-ни, — поспешил успокоить я, пятясь раком. — Мы чуток подискутировали с вашими бывшими сотрудниками, но взрывать ничего не будем и уже расходимся по домам.

— А стр… птиз?! — вскинулся он. — Я фсё слышал!

— Это дядина мечта. Да и когда ему ещё помечтать, если не сейчас, годы-то на исходе… А вы спите! Баю-баюш-ки-баю, утром рюмочку налью-у…

Это меня Прохор научил, и столичный зануда послушно захрапел. Вынырнув из-под стола и кинувшись было в бой, я на мгновение… как это Катенька говорила… опупел, вот… В горнице толпилось уже шестнадцать или семнадцать идентичных бесов, а мой отчаянный дядя, рубя их саблей, не замечал, что эти гады успешно размножаются дележом! Да, с такой бесовщиной мы ещё не сталкивались…

— Илюшка, беги! Беги, дурень, я прикрою!

— Ага, сейчас, только штаны подтяну и рвану с низкого старта.

— Беги, приказываю-у! — громко взревел казачий генерал, замахиваясь на меня саблей. — Исполнять атаманскую волю, а не то зарублю!

Вот и скажите на милость, есть в этом хоть какая-то хромая логика? То есть он готов убить меня сам, лишь бы не дать меня убить бесам, да?! Но мне-то помирать в обоих случаях! Так что дудки, дядюшка, я этот вопрос уж как-нибудь сам решу, в свою пользу.

Хотя, с другой стороны, конструктивных предложений у меня всё равно не было. Если уж мы двоих бесов завалить не смогли, каким образом нам с восемнадцатью справиться? Помощи ждать неоткуда, рыжего ординарца, поди, совсем затоптали, весь полк за околицей, в поле или по крайним хатам спит. А местные на выстрел да шум драки на генеральском дворе не чухнутся — мы тут, бывало, и почище фейерверки устраивали! Ладно, помрём с красивой музыкой…

— И ведь что неприятно, царский приказ-то так и не нашёлся. Надо бы у Катеньки завтра спросить, — совершенно нелогичным переходом определил я, протянул к подоконнику руку, взял дядину кружку с кофе и одним движением выплеснул коричневую жижу в ближайшую харю.

Бес взвыл и… рассыпался сизым пеплом! Причём не один. Как по волшебству, мыльными пузырями стали лопаться и остальные бесы, копии первого. Минуты не прошло, как в комнате остался только один бес, тот, которого я же и подстрелил. Он испуганно огляделся по сторонам, грязно выругался и метнулся было к двери, но уйти не успел — Василий Дмитриевич мощно ошарашил его снятой со стены иконой Николая-угодника. Хорошая доска, не липовая, выдержала, а вот бес — нет. Негодяй рухнул как подкошенный, намертво впившись рогами в пол. Уф, всё…

— А вот теперь, Иловайский, — мой дядя-генерал, тяжело дыша, вернул икону на место, перекрестился на неё же и плюхнулся на скамью, — теперича ты мне всё разобъяснишь…

— Слушаюсь, — всё ещё держа в руке пустую кружку, кивнул я. — Скажите только, вы этот кофей пили? Похоже, крепость у него термоядерная…

— Какая? — не понял он, но махнул рукой. — Не пил я его. Из энтой кружки отец Силуян пару глотков сделал, да не понравилось ему.

— А перед тем, как пригубить, батюшка по привычке осенил еду и питьё крестным знамением, — уверенно дополнил я. — Конечно, за уши притянуто, но другого объяснения нет. Появится другая теория, примем к сведению и её. Что же касается всей этой ситуации в целом, то…

Дядя слушал терпеливо, изредка обшаривая взглядом стол в поисках уцелевшей выпивки. И про учёного Жарковского, похищенного с той злополучной конференции, и про его порабощение ведьмой Фифи, и про сложносплетённый заговор нечисти с целью прибить меня, а заодно и опорочить весь полк. Про Катеньку, которой дважды подбрасывали труп несчастного курьера то ли с целью довести до истерики, то ли сделать соучастницей, то ли просто подкормить. Про научную полицию будущего, прибывшую к нам искать того же Жарковского, а для «облегчения поисков» взявшую в проводники двух бесов-убийц. То есть ничему этих учёных умников пролитая кровь не научила, по-прежнему верят, что нечисти можно доверять и использовать её хищные наклонности во благо. Интересно, а одолей они меня с дядей, так от этого пьяненького жандармика хоть косточки бы остались? Ох, вряд ли, братцы…

— Чего-то намудрил ты, Иловайский. Нагородил всякого, а кто самый наиглавнейший виновник, так и не понятно?

Я развёл руками. Крыть нечем. Ни эксцентричная мадемуазель Зайцева, ни снедаемый ревностью псих Жарковский, ни тем более тупоголовые бомбилы-бесы на такие замыслы не способны. Стравленными оказались все, да только без малейшего объяснения — кому и зачем это было нужно?

— А ещё я не выяснил, где приказ…

— Этот, что ль? — Наш генерал небрежно вытащил из-за пазухи мятый конверт.

— Но… откуда?

— Собутыльничек передал. — Дядя беззлобно толкнул ногой храпящего под столом жандармского чина. — В знак доброй воли, так сказать. А взамен требовал тебя с ним на допрос отпустить. Далеко. В какой-то институт чего-то там с квантами и пикселями связанного. Я и предложил обсудить сие под рюмочку…