— Стойте! — крикнул он в микрофон. — Прекратите огонь! Неужели вы так боитесь правды, что и слушать ее не можете?

Немцы явно прислушиваются к его словам. Пулемет замолчал. Теперь Бинга почти радовала его работа. Он чувствовал, что установил контакт со своими слушателями. Хорошо бы увидеть их лица — настороженные, встревоженные, ожидающие, что же будет дальше. И злобные, сердитые лица, которые хотели бы остановить его, но колеблются, боясь показаться трусами.

— Сегодняшний огневой вал только подтвердил то, что вам уже давно известно. Против каждого вашего орудия — у нас имеется шесть; против каждого снаряда — двенадцать снарядов. Днем ваша авиация боится показаться. А наша может бомбить все ваши окопы подряд.

Это достоверные факты, думал Бинг. Сделаем паузу. Пусть факты дойдут до сознания.

— Вам говорили, что Атлантический вал непроницаем. Мы прорвали его и разрушили. Ваш фюрер сказал, что мы не больше двенадцати часов продержимся на европейской земле. Прошел почти месяц с высадки, и мы оттесняем вас все дальше и дальше. В Шербуре ваши генералы и адмиралы легко сдавались. И они, и их солдаты поняли, к чему дело идет.

Еще паузу выдержим. Пусть подумают. Не надо торопиться с выводами, они их сделают сами, а мы только подтвердим.

— Эти генералы и их солдаты — такие же немцы, как и вы, — знали, что если они сдадутся в плен, они останутся живы. Мы хотим дать и вам возможность остаться в живых. В течение ближайших десяти минут мы стрелять не будем. Выходите из ваших окопов, без оружия, с поднятыми руками. Мы встретим вас и немедленно выведем из-под обстрела. Не упускайте этого случая. Другого может не представиться.

Бинг умолк. Он помахал Толачьяну и выключил микрофон. Слава богу, кончено. Он был весь мокрый от пота, хоть выжимай. Теперь прочь отсюда, скорей, скорей. Немцы не потерпят этого. Сейчас они что-нибудь учинят.

Несколько бесконечных минут стояла полная тишина. Даже редкая ружейная стрельба, сопровождавшая выступление Бинга, и та умолкла.

В конце изгороди на американской стороне, там, откуда Бинг выбрал место для грузовика и громкоговорителей, кто-то стоял и махал рукой. Бинг решил, что это, вероятно, Трой подает знак, чтобы они уходили. Но Лаборд ползком обогнул холм и теперь находился по ту сторону, против немцев. Бинг пополз за ним, чтобы сказать ему про Троя.

Очутившись против немцев, он увидел, что какая-то фигура отделилась от изгороди противника, помедлила немного и бросилась бежать по направлению к холму. Человек бежал как-то странно, словно кукла, которую дергают за веревочку. Через полминуты показалась еще одна фигура, потом третья, потом еще. Бинг насчитал четырнадцать человек. Они бежали через поле, подняв руки. Маленькие фигурки отбрасывали черные тени на залитое солнцем поле. Бингу вся картина казалась нереальной, словно сцена из какой-то феерии. Поэтому он не чувствовал никакого волнения и не принял никаких мер для встречи перебежчиков.

Лаборд встал во весь рост. С сигаретой в зубах, заложив руки за спину, он принялся расхаживать взад и вперед перед холмом с видом Наполеона после Аустерлица.

На немецкой стороне снова застрочил пулемет. Бинг видел фонтанчики земли, поднимаемые пулями. Немцы били по своим.

Лаборд продолжал хладнокровно разгуливать взад и вперед. Бинг мысленно видел его нарочито пренебрежительную улыбку.

Один из перебежчиков упал и остался лежать. Другой остановился, медленно обернулся, словно в недоумении, потом упал на колени, испустил пронзительный долгий крик и повалился ничком. Остальные дезертиры побежали быстрее. По-видимому, они заметили одинокую фигуру Лаборда, потому что бежали уже не вразброд, как вначале, а прямо на него.

Достигнув цели, они столпились вокруг Лаборда, испуганные, растерянные, все еще не опуская рук. Они совершили нечто сверхъестественное — отвергли защиту своей армии в поисках другой, более надежной и длительной защиты; на их посеревших лицах, в испуганных глазах застыл недоуменный вопрос: что я сделал? Что теперь будет со мной?

Лаборд презрительно оглядывал их. Он показал на куртку одного немца, и тот, виновато ухмыляясь, застегнулся и вытянул руки по швам.

Все это казалось Бингу совершенно неправдоподобным, чем-то непостижимым, словно из другого мира. Лаборд рассматривал этих двенадцать пленных, могущих дать ценные показания, как свою личную собственность, и заботился об их выправке, между тем как немцы, по всей вероятности, уже вызвали подкрепление и теперь постреливали в группу людей, стоявших на виду перед холмом.

Четверо солдат из роты Троя, разбираемые любопытством, вылезли из своих ям, забыв о том, что противнику их отлично видно. Все они были необстрелянные юнцы, недавно прибывшие на фронт.

Раздался взрыв, совсем близко.

Опять миномет, черт бы его побрал, подумал Бинг.

Четверо американцев кинулись было к своим ямам. Но Бинг, приподнявшись, остановил их. Пленных надо было вести в тыл. Ни он сам, ни Толачьян не могли этого сделать, а Лаборду нельзя доверять. Лаборд способен пройти с ними церемониальным маршем по всему фронту, чтобы доказать, что его пуля не берет.

— Эй, вы! — крикнул Бинг. — Отведите их!

Солдаты оглянулись, увидели сержанта, смутно поняли его команду. Мины рвались все чаще, все ближе. Миномет явно нащупал цель. Перебежчики в ожидании распоряжений Лаборда беспомощно жались друг к другу, словно стадо овец, застигнутое грозой.

— Есть, сержант! — сказал один из американцев с деланной бодростью.

Они подошли к дезертирам, держа винтовки наперевес. Знаками они велели им двигаться вперед. Немцы тронулись.

Бинг глубоко вздохнул. С этим покончено. Он снова лег ничком на землю, готовясь ползти обратно за холм, хоть немного прикрывавший от минометного огня. Если Лаборду хочется еще поломаться, пусть его. Сумасшедших лучше не трогать. Неприятельский миномет теперь стрелял беспрерывно, мины ложились все ближе к холму, поднимая вокруг него столбы земли.

Бинг бросил последний взгляд на поле.

Вдруг он застыл на месте: мир перевернулся вверх дном! Не может быть! Это ему кажется, он, видимо, совсем обалдел от усталости и волнения. Его обращение к немцам, неожиданный успех, такой наглядный, ощутимый…

Он протер глаза и опять посмотрел на поле.

Четверо американских солдат вели перебежчиков обратно к немецким позициям.

Ясно, они потеряли голову. Прячась в своих норах, под непрерывным огнем противника, с минуты на минуту ожидая смерти, они утратили чувство действительности и уже не различают, где право, где лево, где фронт и где тыл.

Лаборд с каменным лицом стоял впереди холма, скрестив руки на груди, выставив вперед одну ногу.

Бинг чуть не рассмеялся. Но смех застрял у него в горле. Что же дальше? Конечно, он мог бы умыть руки. Он сделал все, что от него требовалось, и даже больше.

Вот кретин, твердил он про себя. Вот кретин, чтоб ему!