Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересная философия, — обронил Декер.
— Да не знаю я ни хера ни про какую философию! Я просто смотрю на мир вот этими вот собственными глазами. На то, каков он на самом деле.
— И каков же он на самом деле?
— Уж всяко не таков, каким был когда-то. По крайней мере, для таких, как я.
Декер решил вновь вернуться к теме, которую не раз уже пытался поднять:
— Так, говорите, может, и видели возле этого дома каких-то людей?
— Уже и не помню.
— Мистер Росс, если вам что-то известно, вы действительно должны мне все рассказать.
— Интересно, с какой это стати? Только потому, что ты федерал? Это что, волшебное слово такое?
— Нет, я коп, который пытается узнать правду.
Росс злобно ухмыльнулся:
— Во-во, вот и по телику такое постоянно талдычат. Я и раньше во все это не верил, а теперь-то и подавно.
— Если вы что-то видели и просто нам не говорите, то люди, которые убили тех двоих, могут прийти к тому же заключению. Что вы что-то могли видеть. Вам может грозить опасность.
В ответ Росс приподнял одеяло, которое прикрывало его иссохшие ноги, и показал припрятанный под ним обрез охотничьего ружья. Повел дулом в сторону Декера.
— Давно у меня эта штучка! Картечь, патроны «магнум». Всегда в боевой готовности. Если кто сунется, так это им будет грозить опасность! Федералов тоже касается. И учти, в воздух я никогда не стреляю. Не вижу нужды в предупредительных выстрелах.
Декер на шаг отступил:
— К вашему сведению, угроза федеральному сотруднику является уголовным преступлением. А если вы выстрелите из укороченного ствола таким зарядом, отдачей вас вместе с вашей каталкой отбросит прямиком в стенку и выбьет из зубов последние пломбы, если они у вас еще остались. Причем шансы на второй выстрел у вас будут аховые, потому как вы еще и сотрясение мозга заработаете.
— Да плевал я на всякие сотрясения — тот, в кого я выстрелю, уже будет как сыр швейцарский, весь в дырках!
— Насколько я помню, обрезы на территории Пенсильвании под запретом. Это незаконно. Я могу арестовать вас за одно только хранение.
Старик подался вперед:
— Могу тебя кое в чем просветить — если ты и сам этого не понял, как только здесь оказался.
— И в чем же?
— В Бэронвилле вообще нет такого понятия, как «незаконно».
Глава 22
— Декер!
Амос как раз проходил мимо Дома двух мертвецов, когда его кто-то окликнул.
В дверях стояла Кейт Кемпер.
Декер остановился, обернулся на нее.
— Что это вы тут делаете? — поинтересовалась она, направляясь к нему.
— Просто вышел прогуляться, — отозвался он.
Кемпер глянула на часы:
— И просто по чистой случайности забрели сюда в четыре утра?
Остановилась прямо перед ним. Декер посмотрел поверх ее плеча на дом.
— Что, тянет опять туда заглянуть?
Он перевел взгляд на нее:
— А вас на моем месте не тянуло бы?
Она пригляделась к его всклокоченным волосам:
— Я еще при знакомстве собиралась спросить, что это у вас с прической, но потом решила, что вы всегда так ходите.
— Голову повредил.
— И как это вышло?
— Трейлер взорвался.
Кемпер разинула рот:
— Что?! Как это случилось?
— Мы с напарницей осматривали дом на колесах, а кто-то решил превратить его в духовку. Выскочили аккурат перед тем, как нас успели поджарить, но эта штука все равно бабахнула, когда нагрелся газовый баллон. Вот чем-то по башке и попало.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Пока что нет. Но обязательно узнаю. Когда кто-то пытается меня убить, я воспринимаю это как личное оскорбление.
— Я тоже. — Она оглядела его с ног до головы. — После нашего знакомства я пробила вас по своим каналам. В Бюро на удивление хорошо о вас отзываются.
— Хм. Нашли внутри что-нибудь любопытное?
Кемпер вздернула голову:
— Чисто из вежливости интересуетесь?
— Не любитель попусту разводить реверансы.
— Ладно, — произнесла она, обводя его оценивающим взглядом. — Тогда ответ на ваш вопрос зависит от того, что вы понимаете под словом «любопытное».
— А вы что под этим понимаете?
— Как насчет чисто криминалистических подробностей? Звонил медэксперт, подбросил кое-какую дополнительную информацию. Желаете выслушать?
— По-моему, вы не хотите, чтобы мы во все это встревали.
— Я просто сказала, что все должно идти через меня.
— Тогда слушаю.
— У того, что в подвале, — передозировка карфентанила. Это анестетик, применяется для обездвиживания крупных животных вроде слонов. Самый мощный опиоидный препарат, который производится легально. Русские используют его для так называемых «ликвидаций».
— С пеной на губах это вполне сообразуется.
Кемпер при этих словах как-то странно улыбнулась, но продолжала:
— А найденный вами повешенный умер от странгуляционной асфиксии.
— Но не собственно от повешения.
Она вздернула брови:
— Так вам и это уже известно?
Декер кивнул:
— На местного медэксперта полагаться не советую, потому что он даже со временем наступления смерти изрядно напортачил. Похоже, что в судебной медицине я разбираюсь получше его.
Кемпер с любопытством поглядела на Амоса:
— А с чего вы взяли, что он с этим напортачил?
— Он пропустил совершенно очевидные вещи. Судя по вашему виду, вы и сами в курсе, какие именно. Так что лучше расскажите, что еще нашли.
— А с чего вы решили, что я еще что-то нашла?
— Потому что мне сразу показалось, что вы предпочитаете делать все по-своему и что те крохи, которые накопали местные, вас вряд ли удовлетворили.
Она улыбнулась:
— Я начинаю видеть вас и с другой стороны, Декер.
— У меня их много. Так что же вы выяснили?
— Да, вы правы. Я привезла с собой собственного медэксперта. После осмотра тел и изучения результатов анализов она пришла к заключению, что местного специалиста действительно занесло не в том направлении. Но для начала хотелось бы послушать и ваши соображения относительно времени смерти.
— Трупное окоченение начинается примерно через два часа после смерти, захватывая вначале небольшие группы мышц — лица, шеи, а потом распространяется на более крупные, в первую очередь конечностей. Дальше процесс идет в обратную сторону. Чтобы тело полностью окоченело, обычно требуется от двенадцати до восемнадцати часов от момента смерти. Отвердение мышц сохраняется еще примерно столько же, после чего начинает постепенно ослабевать. Полностью проходит оно за срок от тридцати шести до сорока восьми часов — в зависимости от целого ряда факторов, включая состояние окружающей среды, — и тело вновь становится дряблым.