– Не понимаю, о чем вы говорите, – засуетился, вильнув липким взглядом, Птицын. – У вас есть конкретные претензии?

– И много, – подтвердил Грек. – Только беседовать с вами, даже без протокола, и уж тем более давать официальные показания я стану только в присутствии адвоката. Это во-первых. Во-вторых, я требую, чтобы о моем аресте…

– Арестованы вы будете только завтра. После предъявления обвинений по всей форме, – уточнил следователь. – Пока же вы просто задержаны. Именно поэтому вопрос с вашей уголовной ответственностью за побег с места аварии и гибель бойцов ОМОНа пока остается открытым. Думаю, однако, что ненадолго, – успокоил вежливый и корректный Алексей Михайлович.

– Короче, как вас там… Птицын, – Артем устало вздохнул. – Я требую, чтобы о моем задержании было немедленно – слышите? – немедленно сообщено жене в Санкт-Петербург, и, в первую очередь, моим родственникам здесь, в Москве. Они наймут для меня толкового адвоката. И только в его присутствии у нас с вами состоится диалог. Но это еще не все. Я требую врача для освидетельствования телесных повреждений, причиненных мне бойцами ОМОНа во время задержания.

– То есть вы хотите сказать, что вас избили? – с иронией уточнил следователь.

– А вы сами не видите?! – вспыхнул Грек и на секунду вынужден был прикрыть веки. К горлу вновь подкатила тошнота, остро ныли отбитые ребра и почки.

– Вижу, – с готовностью кивнул следователь. – Только сдается мне, вы хитрите. И травмы эти получили не в результате жестокого обращения с вами сотрудников милиции, а несколько раньше. В момент аварии на набережной Москвы-реки. Не гневите Бога, мой вам совет. Вам и без того, можно сказать, неслыханно повезло. Смею напомнить – вы единственный из пяти находившихся в машине человек, отделавшийся легким испугом, парой царапин и синяков. Трое других погибли, один балансирует на грани жизни и смерти. Так что ничего у вас с обвинением бойцов ОМОНа в рукоприкладстве не выйдет, уважаемый Артем Александрович. И не надейтесь.

– А как насчет свидетеля? – напомнил Грек. – Консьержки из дома семнадцать на улице маршала Василевского. Меня били вчетвером, у нее на глазах.

– Что ж. Если вы настаиваете, ее обязательно допросят. Я лично прослежу за этим, – с честным лицом пообещал Птицын. – Насчет родственников тоже не беспокойтесь. Им позвонят уже сегодня. На всякий случай довожу до вашего сведения – в случае их отказа нанять вам защитника вы имеете право на бесплатного адвоката. Он будет предоставлен за счет государства, сразу после подачи вами соответствующего письменного ходатайства. Еще вопросы, жалобы, пожелания будут?

– Да. В следующий раз, перед тем как встретиться со мной, пожалуйста, помойтесь и почистите зубы. А еще – передайте мой большой дружеский привет лейтенанту Уварову. Кстати, как он себя чувствует? – с нарочитой заботой спросил Артем.

– Удовлетворительно, – взгляд проглотившего оскорбление следователя стал колючим. – Если не считать того факта, что медэксперт констатировал у него тяжкие телесные повреждения.

– Мои поздравления господину эксперту, – хмыкнул Грек. – Пусть заглянет на досуге. Уверен, меня он найдет в полном здравии. Или же, напротив, подтвердит, что я уже больше суток – самый настоящий труп. По странному недоразумению еще продолжающий ходить.

– Не надо ерничать, Артем Александрович, – подавив злость, Птицын снова стал учтиво-вежливым. – Не забывайте: закон – законом, но в любом уголовном деле очень многое зависит именно от взаимопонимания между следователем и подследственным. Вместо того чтобы хамить, вы бы лучше серьезно подумали о том, каким образом в вашем крайне незавидном положении можно максимально облегчить свою участь.

– Загадками говорите, – поморщился Артем. – Так напрасно. Мы не на передаче «Что? Где? Когда?». А я – не магистр Друзь. Хотя тоже родом из Питера.

– Ладно. Можно и конкретней, – шумно вздохнул следователь, достал из кармана пиджака пачку «Мальборо» и вместе с позолоченной зажигалкой протянул Греку. – Курите.

Поколебавшись секунду, Артем решил ни в чем себе не отказывать. Неторопливо вытащил сигарету, бросил в рот и щелкнул «Зиппо-винчестером». Жадно затянулся, выдохнул дым в сторону Птицына и заметил:

– Кучеряво живете на скромную зарплату следователя, Алексей Михайлович. Или прокурорским работникам недавно повысили? Я, извините за невежество, не в курсе.

Птицын забрал пачку, закурил и внимательно взглянул из-под бровей на изрядно помятого, но держащего хвост пистолетом задержанного: «Ничего, и не таких бакланов обламывали. Сейчас ты у меня соловьем запоешь, фарш ходячий». – Артем Александрович, не хочу вас пугать раньше времени, – миролюбиво начал следователь, – но вам грозит серьезный срок заключения. Даже если произойдет чудо и ваши родственники смогут раскошелиться на очень хорошего защитника и в течение одного дня нанять скопом, оторвав от всех остальных дел, самих Падлу и Кучеренко, а в довесок к ним еще и красавца Борщевникова с дочкой, по совокупности содеянного вы запросто огребете лет десять лагерей. Никак не меньше. Завтра, после предъявления обвинения, вас переведут из ИВС в СИЗО. Думаю, в вашем случае это будет «Матросская тишина». На спецкамеру с удобствами и снисходительность со стороны администрации после эпизода с Уваровым и гибели бойцов ОМОНа можете не рассчитывать. Вас поместят в забитую сверх любых пределов вонючую общую хату, к уркам и бандюкам, где вместо сорока человек живет минимум сто двадцать. Условия содержания, как вы сами понимаете, мягко говоря – скотские. Я не вспоминаю о царящей среди подследственных, вынужденных месяцами и даже годами ждать суда, психоэмоциональной обстановке. Эта взрывоопасная смесь просто не поддается короткому сравнению. Единственное, что приходит в голову, – это ад. Драки, изнасилования, изощренные издевательства, убийства и прочие развлекательные мероприятия там в порядке вещей… Страшное место, уверяю. Второй такой тюрьмы в Москве нет. Между собой мы, следаки, называем «Матроску» не иначе как Освенцим…

Птицын очень натурально нахмурился, выпустил через лохматый нос две струи дыма и покачал головой:

– Я же, совершенно бесплатно, могу вам помочь. Частично – в обход закона. Замолвить словечко перед местной администрацией, и на все время следствия вас оставят здесь, в ИВС. Тут, несмотря на первое впечатление новичка, поверьте, на порядок лучше, чем в СИЗО. Пайка хоть и не такая, как в ресторане, но более сносная, чем в «Матроске». Камеры не в пример менее забитые. А то и вообще двухместные. Да и, что там кривить душой, персонал сговорчивей. При желании и даже вполне средних материальных возможностях можно и встречу с супругой организовать. В отдельной камере. Одним словом – не курорт, понятно, но и не концлагерь. Что же касаемо суда и приговора, то и здесь я обещаю посильное содействие. Ну, например… – Птицын сделал вид, что задумался. – Из вашего дела могут исчезнуть документы, связанные с избиением лейтенанта Уварова. А изъятый у вас в «Шереметьево» белый порошок, по своему весу без оговорок тянущий лет на пять, неожиданно превратится из тяжелого наркотического вещества под названием героин в более чем безобидный зубной порошок «Снежинка». И с чем мы тогда идем на суд? Только с кошельком!.. А это, как говорят в Одессе, уже две большие разницы.