Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровью, которая тонкими струйками, стекала по ее бедрам…
Глава 20.
27 июля 2014 года.
Жара была невыносима. Даже в тени столбик термометра не опускался ниже тридцати градусов по Цельсию. И это только в тени. Выходить на солнце раньше шести часов вечера никому не хотелось, поэтому, когда серебристое такси остановилось у подъезда, во дворе никого не было. Но так было лучше. Никто горестно не качал головой вслед Марине, никто не отводил сочувственных взглядов, и уж точно никто жадно не пялился на нее, высматривая мелкие детали, которые можно долго обсуждать с подругами за бокалом вина.
Она прекрасно понимала, как выглядит, но за прошедший месяц жалости ей было достаточно. Ри подхватила легкую сумку с заднего сиденья и медленно направилась в сторону дома. Последний раз она была здесь в день суда, когда еще была надежда на хоть какой-то свет в будущем. Теперь же вокруг нее была тьма. На том проклятом заседании ее лишили не только справедливости, она потеряла последний смысл жизни, который могла найти. Марина потеряла ребенка.
Выкидыш из-за сильного эмоционального расстройства. Скупой медицинский диагноз, две недели в больнице, наполненные нелепыми попытками найти повод жить дальше, а затем еще столько же времени она провела у Тамары. Диана искренне звала ее к ним с Максимом, но несмотря на то, что она любила сестру, Ри было невыносимо больно смотреть на ее округлый животик. И постоянно думать о том, что у нее тоже мог быть сын или дочка от Алекса. Но она потеряла ребенка.
Все вокруг сочувственно улыбались, говорили, что это не ее вина, что она сможет родить. Но чуть позже, когда восстановится. И никто из медсестер не понимал, что ей нужен был именно этот малыш. Что от другого ей не надо. Что это полностью ее, Марины, вина. Она ушла в себя, она отказывалась от еды, она убивала себя, желая умереть, чтобы не оставаться без Алекса. Как можно было пропустить такие симптомы? Ее же тошнило от резких запахов! Да у нее месячные последний раз были в начале апреля! Но ее горе затмило собой все вокруг, и выкидыш только ее вина.
Медленно, еле передвигаясь, Марина поднялась по бесконечным лестницам и подошла к знакомой металлической двери. Квартира встретила ее горячей затхлостью, с июня здесь никто не появлялся, скорее всего заезжала Тома за ее вещами и все. Сумка с грохотом выпала из ослабевших пальцев, но Ри не заметила этого. Она рассеянно окинула взглядом прихожую, прежде чем обойти все комнаты. Нужно открыть окна? Включить кондиционер? Затеять уборку? Что ей нужно сделать, чтобы захотеть жить теперь, когда не осталось ничего?
Ее жизнь разлетелась тысячью осколков, но все вокруг оставалось точно таким же, как и раньше. Чашка из-под кофе на кухонном столе – у нее не дошли руки ее вымыть в день суда, слишком нервничала. Наверное, хорошо, что она тем утром не стала ничего готовить. В такую жару любая еда испортится за пару дней, и сейчас в квартире было бы не продохнуть от вони. Ри механически открыла холодильник и оглядела пустые полки. В принципе, готовить просто было не из чего ни тогда, ни сейчас, но сегодня ее это волновало еще меньше, чем месяц назад.
Она вернулась в прихожую, чтобы достать из сумки икону среднего размера и маленький пузырек из белого пластика. Марина прошла в спальню, где небрежно поставила резной образ на туалетный столик, прислонив к зеркалу. Скорбный лик Христа печально смотрел на нее, словно выражая безмолвную поддержку и сочувствие. Ри опустилась на кровать, пристально разглядывая его, словно пытаясь найти какое-то откровение.
– Последние три месяца я постоянно слышу, что на все воля Божья. Что мне нужно смириться, ведь пути Господа неисповедимы. А я просто хочу услышать ответ на один просто вопрос. Почему он? Что он сделал такого плохого, что оказался недостойным жить? Почему этот обдолбанный подонок Мика жив, почему богатенький папенькин сыночек жив, а моего Алекса нет? Климов продолжает пить и трахать шлюх по клубам и квартирам, а мой любимый разлагается под землей? Я просыпаюсь утром, и представляю это. Представляешь, первое, о чем я думаю, это о степени разложения человека, который был для меня всем. Может быть, Алекс должен совершить что-то настолько страшное, что Ты решил его убить? Так объясни мне! Может хоть так мне станет легче! Или Ты наказываешь не его? Ты хотел наказать меня? Тогда пусть умерла бы я! Понимаешь, он был особенным, он был самым лучшим мужчиной в мире! Это я должна была умереть вместо него. Клянусь, я приняла бы любую смерть, даже самую мучительную, с улыбкой, если это спасло бы его… Господи, верни мне его… Сделай так, чтобы это все оказалось страшным сном. Я уйду в монастырь, я сделаю все, что Ты хочешь, лишь бы он был жив.
Марина замолчала, слабо всхлипывая. Икона плыла перед глазами и расплывалась от пелены слез. Мертвая тишина в квартире была ответом на ее горячую молитву. Разум ее понимал, что ни одна молитва ни одному богу не даст ей желаемого. Но боль, раздиравшая ее изнутри, искала выход, пусть даже в нелепом обращении к молчаливому и строгому богу.
– Ну что ж… Я и не ждала от Тебя ответа. Не страшно. У меня есть запасной вариант. – Она вытряхнула содержимое пузырька себе на ладонь. Тринадцать маленьких белых таблеток, украденных из больницы, когда персонал думал, что пациентка обессиленная спит. Ри закинула их в рот и слегка поморщившись проглотила, не запивая, не обращая внимания на то, как они царапают сухое горло. Затем она легла на кровать, завернувшись в одеяло, которое практически неуловимо, но все еще пахло парфюмом Алекса. – Ничего, любимый. Мы скоро будем вместе.
Сон уже укутывал ее пушистым облаком. Ей было так хорошо, как она не чувствовала себя очень давно. И внезапно резкий лязгающий звук полоснул тишину, вынудив Ри открыть сонные глаза. Ее расфокусированный взгляд сначала уперся в связку ключей, валявшуюся на полу, и только потом она заметила женские ноги в аккуратных белых кроссовках. Марина приподняла голову и увидела побелевшую от
