Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что?
– Ничего, – пожал плечами Нестор. – Вы напомнили о договоренностях, я принял к сведению. Я не мешал вашим людям действовать в Альбурге, но теперь, когда они провалились, я не имею права оставаться в стороне. И, положа руку на сердце, барон, неужели кто-то другой на моем месте поступил бы иначе?
По физиономии Нучика было видно, что он хочет много чего сказать своенравному адигену. И сказал бы, но понимал, что угрожать Нестору опасно, а взывать к его совести – смешно. Да и прав был Гуда, во всем прав: действия Трудовой партии раскачали корабль под названием «Заграта», и не допустить гражданской войны можно было лишь быстрыми и жесткими действиями.
– Я немного погорячился, – признал галанит.
– Мы только что вышли из сражения, – мягко произнес Гуда. – Все немного нервничают.
– И однако я не понимаю, почему этот пленник пользуется такими поблажками?
– Пленник? – Нестор удивленно приподнял брови. – Барон, вы, к сожалению, и в самом деле не понимаете происходящего: мой кузен выразил желание отправиться на Каату, и я предложил ему воспользоваться «Дланью справедливости», чтобы добраться до сферопорта. Нам, знаете ли, по пути…
* * *
Плеск воды…
Уже не враждебный, а успокаивающий. Добродушный, можно сказать – ласковый. Каким разным он может быть – плеск воды.
Вода…
Такая же холодная, как там, в нахлынувших воспоминаниях, только пресная, прибежавшая с высоких ледников, но не быстрая, потому что для купания он выбрал примеченную днем заводь. Слева шумит поток, спешат в далекую долину миллиарды капель, а здесь тишина и умиротворение. Здесь замер бег воды, и время, кажется, тоже замерло. Здесь можно задремать, но слишком уж холодна прибежавшая с ледника водица, заснешь – не проснешься.
«Может, хватит плескаться?»
Мысли тянутся медленно, лениво, мысли тоже в заводи, они поймали неспешный ритм и не хотят разгоняться. Следовало бы, конечно, выйти из воды, пока не застудился, но лень. К тому же он откуда-то знал, что простуда ему не грозит.
«Я спокойно переношу холодную воду, она мне даже нравится… Я закален. Я умею разводить огонь без спичек и делать каменные ножи. Мои руки помнят, как это делать, а значит, умения мои почерпнуты не из книг – я и раньше разводил огонь без спичек и делал каменные ножи. Кто я? Мой кузен устроил переворот на Заграте, но мне, кажется, это не понравилось. Я был недоволен, а он пытался меня умаслить… Что связывает меня с Загратой? Кто я? Адиген? Теперь в этом нет сомнений: Нестор называл меня кузеном. Он адиген, он ни за что не обратился бы так к простолюдину… Я – адиген. И еще я хорошо стреляю… Нет, не просто хорошо…»
В памяти всплыли недавние события: горный козел на террасе, привычная тяжесть пистолета в руке и спокойное понимание того, что козел уже мертв. Еще до выстрела. Еще до того, как он вскинул оружие и прицелился. Да и целился ли он? Выстрел в памяти отсутствовал: удобная стойка, которую тело приняло само, оценка положения жертвы, прицеливание, давление на спусковой крючок и грохот – все это мелькнуло молнией, не потребовало осмысления, а значит, он настолько привычен к стрельбе, что все сведено к инстинктам.
«Я не просто хорошо стреляю – я великий стрелок. Я – бамбальеро. Многие адигены – бамбальеро, и я, похоже, один из них. Но откуда взялись синяки на запястьях? С Нестором мы расстались мирно. Что произошло потом?»
Шум потока не смог заглушить тихие шаги приближающейся женщины. Точнее, должен был заглушить, но Грозный уже понял, что чувства его весьма и весьма тренированы. Он легко вычленил новый звук, сразу понял, что идет именно женщина – шаги были слишком легкими, и определил примерное расстояние до цели…
«Цель! Высокое Искусство достижения цели! Я все-таки бамбальеро».
И еще он понял, что идет Куга – по запаху.
Девушке очень хотелось подкрасться незамеченной, и Грозный ей подыграл: вздрогнул, когда услышал:
– Так вот где ты прячешься.
И резко повернулся:
– Куга?
– Ждал кого-то другого?
Синеволосая остановилась у края заводи.
– Никого не ждал. – Грозный вновь принял расслабленную позу. – Долго искала?
– Изрядно, – призналась девушка. – Вода теплая?
– Для меня – да.
– А для меня?
– Холодная.
– Ну и ладно. В конце концов, надо освежиться.
– Уверен, тебя это не остановит, но предупреждаю: я не одет.
В ответ раздался тихий смешок:
– Мы в походе, Грозный, вокруг нас дикая природа. Пару часов назад мы ели вонючего козла без соли и специй. Неужели ты думаешь, меня смутит твой голый зад?
Это была какая-то другая Куга, совсем не та пугливая девочка, что робела всю дорогу, по малейшему поводу закатывала истерики и задрожала, увидев, как Грозный свежует козла.
«Любопытно…»
– Я должен был предупредить.
– Потому что хорошо воспитан?
– Ага.
– Мне нравятся воспитанные мужчины.
Следующим звуком стал шелест падающей на камни одежды.
«Странно, вокруг темень, хоть глаз выколи, а я прекрасно ее вижу. По запаху, по звуку. Я вижу ее яснее, чем днем. Если я бамбальеро, то отнюдь не бамбини… Ах да, Нестор назвал меня бамбадао…»
– Кстати, ты вспомнил, откуда у тебя синяки на запястьях?
– О карманы натер.
– Воспитанный мужчина руки в карманах не держит. – Синеволосая потрогала ногой воду. – Холодная.
– Я предупреждал.
Ночная тьма закрывала глаза, но он отчетливо видел Кугу: стройную, хрупкую, с ломкой линией плеч и маленькой грудью с черными, острыми сосками. Видел, как осторожно входит она в воду, мгновенно покрываясь «гусиной кожей», видел, как приближается и как подрагивают ее большие губы, то ли от холода, то ли от желания. Того самого желания, что постепенно овладевало им самим.
«Что происходит?»
Она совсем рядом, он чувствует ее теплое, чуть прерывистое дыхание, видит ее улыбку… Ночь отступила! Он видит ее глаза!
Грозный понял, что теряет над собой контроль.
– Не совершаем ли мы ошибку?
– Плескаясь голыми в тихой заводи? Мне кажется – нет. – Тонкие пальцы нежно прикасаются к его голове. – Ты не такой уж и грозный, Грозный.
– Мы ничего не помним о себе.
– Я согласна с Тыквой – это хорошо. Впервые в жизни мы абсолютно свободны.
Ее ладонь на его шее. Он ждет, что их бедра соприкоснутся, а когда это происходит – вздрагивает. На этот раз – не специально.
– Ты удивлен?