адова котла, валил пар, отодвинули и рыцарь предпринял отчаянную попытку прорваться к далеким дверям, из которых веяло вечерними сумерками и незамутненной травяным паром свободой.

– Куда это вы собрались, монсьер? – возникшая в дверях настоятельница опасно прищурилась. – А ну-ка извольте на лавку! У вас не только с легкими беда, но и с позвоночником! – и она прошлась костяшками пальцев по его спине.

Придерживая простыню на чреслах, рыцарь потрусил к скамье. Так же быстро, как только что пытался сбежать. И с готовностью вытянулся. Неужели? Неужели здесь в монастыре владеют чудным искусством богопротивных османских банщиков? Неужели матушка-настоятельница сама… своими ручками…

Женские ладони мягко легли ему на плечи, легко пробежали по напряженным мышцам, придавили и…

– Аааааа! – рыцарь заорал, высоко и звонко, точно тенор в папской капелле! Его дернули, потянули, перевернули, загнули ногу к спине, а руку вывернули чуть не до самого седалища, и принялись месить, будто тесто в кадушке. – Что… вы… де…лаете… – с трудом изогнув шею, он сумел оглянуться через плечо… и с жалобным возгласом отвернулся, узрев обрамленную апостольником круглую добродушную физиономию и редкие усики над пухлой верхней губой. – Сестра Феодосия!

Статная фигура в рясе мелькнула в дверях, да и пропала.

Могучая сестра Феодосия, радостно взревев, сложила несчастного рыцаря пополам и принялась отбивать его об лавку, точно свежевыстиранное белье. Во всяком случае, самому рыцарю так казалось.

– А я-то думал, тут за мое здравие молиться будут! – наконец отпущенный из адского котла сестры Агнесс и из рук сестры Феодосии, намазанный какой-то пахучей дрянью и укутанный в овчину, рыцарь сидел на скамье у дверей лечебницы и морщась, прихлебывал из деревянного кубка редкой густоты и отвратности отвар.

Рядом послышалось звучное и злое фырканье. Рыцарь с трудом поднял голову – и уставился на сестру Аполлинарию, согнувшуюся под тяжестью ведра с помоями.

– Какие уж тут молитвы, если сама мать-настоятельница не является ни на утреню, ни к обедне! И нынче ее не было, и вчера. Доносили Владыке, что она и вовсе ни на одной дневной службе не бывает, да он не верил, а выходит, правда!

Рыцарь только головой покачал: вот же зловредная баба, а еще святая сестра!

– Она всю ночь проводит с больными! Грех вам не знать об этом, если уж даже я видел, как она глаз не смыкала над выловленной из воды несчастной дамой.

– Да-амой! – противно протянула сестра, перекладывая ведро из руки в руку. – А вы, монсьер, если уж такой… защитник дам, помогли бы ведро донести!

– Нельзя мне тяжести таскать, пока лечусь! Строго-настрого запрещено! – мстительно усмехаясь, развел руками рыцарь. Неужто думает, он позабыл, как она его последние деньги отобрать пыталась? – Уж простите, сестра!

– Господь простит! – хмуро буркнула сестра Аполлинария и пошла прочь, все также кренясь под тяжестью ведра. Потом вдруг обернулась и крикнула на весь двор. – Только вы ведь не лечиться сюда приехали, монсьер! Вовсе не лечиться! – и пошла дальше, не обращая внимания на устремленные на нее со всех сторон взоры.

Рыцарь вскочил… и тут же уселся обратно на скамью, принужденно улыбаясь, и всем видом давая понять, что не стоит слушать злоязычную монахиню.

«Откуда она узнала? Откуда? – мысли в голове метались точно рыбья мелюзга у берега. – И что сумела разузнать?»

***

– Я тебе мало плачу? – золотая монета скользнула по скобленом дереву и глухо стукнулась о глиняную тарелку с кашей. Рыцарь стиснул кошель в кулаке, а кулак спрятал под столешницей, чтоб хитрый плут не углядел, как мало денег там осталось.

– А что ли много, монсьер? – рыбак поглядел на тускло поблескивающий золотой, пальцы его дернулись непроизвольно… но остановились. Рука сменила направление – он выгреб из соседней миски горсть оливок и принялся закидывать их в рот одну за одной, смачно сплевывая косточки. – На всю жизнь вы меня обеспечить не обещаете, а ежели узнают, что я с вами… что я вам… Места мне в деревне не будет! Да и на всем Кава Греко!

– Ты выжига и плут, Вралис, и просто хочешь заполучить побольше денег! – рыцарь подался вперед, так что край столешницы больно врезался ему в грудь. – Местные жители счастливы будут, если мой меч избавит их от чудовища!

– Тишшше, монсьер! – Вралис воровато оглянулся, не слышат ли их. Но хорошенькая чернокосая подавальщица как раз скрылась на кухне, а из всех посетителей по раннему часу был лишь старый рыбак, уныло купающий вислые усы в кружке с молодым вином. – От нашего чудовища нам никакого вреда, одна сплошная польза! В каждой семье, почитай, есть те, кому в шторм помогли к берегу вернуться. Не самого – так деда, не деда – так прадеда. Один раз, говорят, даже целый корабль притащил – в снасть запрягся и как поволочет! Но то, может, врут. – на лице Вралиса на миг промелькнуло сомнение. – А остальное все – правда! – торжественно заверил он. – Вот и думайте теперь: что наши рыбаки сделают с тем, кто его жизни лишит?

– Да ты, никак, грозишь мне, пройдоха? – рыцарь откинулся на скамье, недобро щурясь и выразительно поглаживая рукоять кинжала у пояса.

– Ни Боже мой, монсьер рыцарь, как можно! – продолжая невозмутимо грызть оливки, пожал плечами Вралис. – Я говорю, что грозит мне! А потому… да, вы платите мало. Совсем мало. – и с видимым сожалением он подвинул монету обратно к рыцарю.

Тот коснулся кончиками пальцев золота, подумал… и тяжко вздохнул:

– Ладно… – он погладил монетку, из-под полуопущенных ресниц отслеживая жадный взгляд, которым Вралис ласкал золотой. И наконец выдавил. – Если выйдет… от сокровищ получишь часть. Небольшую часть! – тут же предостерегающе вскинул ладонь.

– Ах во-от оно что! – Вралис отстранился от стола, разглядывая рыцаря с таким видом, что тот снова схватился за кинжал. Как смеет этот простолюдин так на него смотреть? Да еще и хихикать? Потому что Вралис вдруг заквохтал, точно курица, а потом и расхохотался во все горло, так что из кухни выглянула испуганная подавальщица. – Извиняйте, монсьер… – все еще похрюкивая от смеха и вытирая навернувшиеся на глаза слезы, наконец, пробормотал он. – То вы о нас хорошо думаете… – и опасливо глянув в покрасневшее от бешенства лицо рыцаря, торопливо пояснил. – Будь тут сокровище, разве он бы уцелел? Не одни, так другие – а все добрались бы! Нет у него ничего! Уж мы бы знали. – Вралис кинул на стол медяк, а на золотой – еще один жадный взгляд, и поднялся.

– Подскажи хоть что-нибудь! – рыцарь сам чувствовал, как жалко и моляще звучит его голос.

Видно было что Вралис отчаянно колеблется,