Патрульные удалились.

«Да, блин, вот как бывает…», — с грустью подумал Соловец.

Вызванные для разговора к дознавателю Безродному, вот уже почти сутки пребывающему в следственном изоляторе УФСБ на Литейном, 4 и дающему инициативно-чистосердечные показания о своих связях с Пекином, трое граждан неодобрительно покачали головами, наблюдая за финалом перемещений Удодова и заносом в кабинет тела Гекова, и вернулись каждый к своему занятию.

Старушка в зеленом пальто продолжила вязать пинетки.

Молодой человек аспирантской наружности в неброской, но дорогой дубленке светло-серого цвета и с часами «Omega De Ville Co-Axial» на запястье, выглядящими довольно скромно, но при этом стоившими две с половиной тысячи долларов, возвратился к чтению статьи в газете «Новый Петербургъ», которая была посвящена недавним приключениям судьи Шаф-Ранцева, в пьяном угаре скакавшего голым по стойке бара в клубе «Бада-Бум» и расколотившего лбом панорамное стекло шесть на четыре метра.

Мужчина, похожий на сильно невыспавшегося слесаря, вновь приступил к разгадыванию кроссворда в журнале «Вне закона».

Наконец отворилась дверь туалета, и пред очами Соловца предстал Крысюк.

Сержант держался независимо и смотрел мимо начальника «убойного» отдела.

Рукава его серенького кителя были мокры до локтей.

На груди также расплылось влажное пятно.

— Что ты там столько времени делал? — зашипел Соловец, оглядывая Крысюка, чей вид ничем не напоминал изображенный на плакате в холле первого этажа образ питерского милиционера, должного, по замыслу художника и заказчиков рисунка из ГУВД, быть рослым, подтянутым, широкоплечим, с печатью интеллекта на высоком лбу и усталыми, но добрыми глазами. — Раков в унитазе ловил?

— А-а-а. — Сержант горестно махнул рукой. — Шапку уронил.

— И? — осведомился майор.

— Засосало, — вздохнул Соломон.

Установленная стараниями подполковника Петренко финская сантехника обладала настолько мощным сливом, что могла всосать в себя даже щуплого милиционера, не говоря уже о предметах его гардероба.

Крысюк был далеко не первым, кто таким образом лишился детали одежды.

У капитана Казанцева смыло его любимый шарф, Рогов попал на подтяжки, а дознаватель Твердолобов неосмотрительно нажал на рукоять слива и чуть не был задушен собственным галстуком, конец которого свисал над отверстием стока.

— Ну, и черт с ней. — Соловец поспешил к лестнице. — Снимешь с кого-нибудь из задержанных… Поехали, мы и так опаздываем.

* * *

Оперуполномоченный Игорь Плахов посмотрел на стокилограммовый несгораемый шкаф, к которому была привинчена табличка: «Сейф. Категория секретности — 1. При пожаре выносить в первую очередь. Ответственный — капитан А.Ларин».

Под фамилией Ларина синим фломастером было приписано: «Выносить во вторую очередь».

Возле шкафа на составленных рядком четырех стульях действительно лежал ответственный капитан, сопел и иногда сучил во сне длинными ногами.

Плахов отвернулся.

За шесть часов, что прошли после чудесного возвращения Ларина, Дукалиса и Рогова из сумасшедшего дома, они успели сделать много чего.

А именно: экспроприировать припасенный Плаховым грузинский коньяк, обнаружив бутылку в ящике его стола, в компании с каким-то залетным подполковником от артиллерии выпить коньяк и канистру портвейна, избить и прогнать подполковника, залакировать употребленное пятью бутылками пива, выслушать крик души Плахова: «Злые вы! Уйду я от вас!», выкинуть Игоря со второго этажа в сугроб, дабы немного остыл, помириться с Плаховым, отправить его за добавкой в ларек на соседней улице, остаться недовольными количеством принесенного, строго выговорить старлею за незнание принципа «оптимального соотношения стоимости и качества», отлупить, когда тот принялся спорить, и в очередной раз выбросить в снег, но теперь уже — с третьего этажа.

«Животные, просто животные, — печально подумал о коллегах Плахов, уже успевший вернуться с холодной улицы в жарко натопленное помещение. — Особенно Ларин. Да и Дукалис не лучше. Один — хорек, другой скунс… А Рогов вообще — гиена-недомерок… Ненавижу!»

Капитан заворочался на стульях и свесил вниз одну руку.

«Как пить дать — свалится», — мстительно прикинул обиженный на весь белый свет старший лейтенант.

Плахов огляделся по сторонам, и тут его взгляд упал на кактус, одиноко стоявший на подоконнике.

Стараясь не шуметь, он поднялся со стула, ощутив, как болит каждая клеточка его избитого тела, снял с подоконника колючее растение и поставил кактус на пол возле спящего Ларина, разместив жителя пустыни точно под задницей сослуживца.

Предвкушающе улыбнулся и на цыпочках убрался за дверь.

* * *

Подполковник Петренко уныло вскрыл очередной конверт из громоздящейся на его столе кучи корреспонденции, накопившейся за последний месяц, и принялся читать семнадцатую по счету жалобу на своих подчиненных, прошедшую через городскую и районную прокуратуры и снабженную грозными приписками: «Поставить на личный контроль!» и «Разобраться, наказать виновных и доложить!».

В этом письме выражалось недовольство поведением старшего лейтенанта Василия Рогова на территории правительственной дачи номер два на Каменном острове, где он устроил пьяный дебош в присутствии президента России, канцлера Германии, Сапармурата Туркменбаши и других официальных лиц.

Рогов, брошенный на «усиление» внешнего периметра охраны дачи и переодетый почему-то официантом, пробрался на кухню, выпил там бутылку хорошей водки «Дипломат», подрался со старшим поваром, пытавшимся пресечь кражу Васяткой коробки французского вина, выбежал в зал и с криком «Бей фашистских оккупантов!» метнул в немецкого гостя свиным окороком. Но промахнулся и попал в лоб вице-премьеру Илье Иосифовичу Кацнельсону, в связи с чем несчастный, вымазанный поросячьим жиром Илюша должен был пройти мучительно долгий процесс духовного очищения в питерской синагоге.

Затем старлей взлетел вверх по лестнице на второй этаж, помочился сквозь перила на гостей, спрыгнул с балкона в сад, забрался на растущую неподалеку рябину и принялся посасывать водочку «Флагман» из плоской трехсотграммовой бутылочки, также свистнутой им на кухне, и жрать горстями подмороженные ягоды, посылая матом сотрудников ФСО[44], уговаривавших старлея спуститься с дерева.

Конец роговскому беспределу положил случившийся неподалеку «градовец» по кличке Кайзер, сбивший раскачивавшегося на ветвях Васю подобранной с земли метровой палкой. Кайзер был знатным городошником и попасть с десяти метров в бухого мента ему труда не составило…

Мухомор смял жалобу начальника ФСО в кулаке и швырнул бумажный комок в мусорную корзину.

* * *