Гадалка усмехнулась:

– Не уверена, девочка. Но мой секрет будет того стоить. Я хочу знать, есть ли у тебя надежный тайник?

– Конечно! Есть и большие секретные сейфы, и крошечный тайничок.

– И об этом тайничке никто не знает?

Маркиза улыбнулась:

– Никто – даже сам король! Хотя он и наступает на него каждый раз, когда идет ко мне.

– Отлично! Тогда слушайте, моя маркиза…

Голос мадам Ле Бон звучал все тише и тише. Она еще что-то говорила Помпадур, но Соня, которая смотрела на всю эту сцену, как на оживший дагерротип, уже не разбирала слов. Гадалка с маркизой удалялись все дальше, Соня тревожно заворочалась во сне, словно собираясь их догнать, – но… проснулась.

Озабоченно похлопала ресницами и вдруг поняла: странный сон был вещим. Мадам Ле Бон, которая вот уже не в первый раз звала девушку в Париж, подсказала ей, куда Помпадур положила плату, требуемую гадалкой. Что проговорила фаворитка, улыбаясь? Король наступает на тайник каждый раз, когда приходит к ней. А как приходит Людовик? Правильно – поднимается по тайной лестнице, той самой, где под одну из ступенек подложена секретная пружина, которая своим скрипом предупреждает Помпадур о появлении короля. И на том листе, что лежит в записках фаворитки, тоже написано: «Четвертая ступень лестницы».

И после всего этого – не поехать в Версальский дворец?!

Да это будет просто чудовищное предательство несчастной прабабушки и деда с отцом, которые берегли семейные реликвии, и мадам Ле Бон, которая все снится и снится…

А вдруг, действительно, ювелирные украшения Бенвенуто Челлини никто не может найти именно потому, что Помпадур заплатила ими гадалке? Недаром же Ле Бон все повторяла, что ее тайна стоит баснословно дорого. И по каким-то причинам гадалка не смогла потом достать драгоценные украшения из тайника. Вдруг они до сих пор лежат там? Недаром же за ними охотятся.

Вот только что станет делать Соня, если вдруг ненароком найдет их? Такие произведения искусства не понесешь в ломбард – спросят: откуда они у вас, барышня? Вдруг решат, что она их украла?

Ну а если оставить их дома и любоваться? Это тоже не выход – камнями сыт не будешь…

Впрочем, что думать об этом? Вот если найдутся сокровища…

«А если найдутся, тогда пусть об этом думает Виктор!» – совершенно невпопад решила Соня.

Глаза ее снова закрылись, и она заснула.

Во сне ей привиделось, что она стоит у какого-то величественного и прекрасного дома. На доме надпись большущими буквами:

«ВЕРСАЛЬ».

Соня хочет войти в дом, но вдруг видит Виктора. Бросается к нему и тянет за собой в прекрасный «Версаль». Но Грандов почему-то упирается. Потом и вовсе отпихивает Соню и бежит куда-то. Соня смотрит, а Виктора манит к себе таинственная дама в черной вуали.

А сзади дамы Соня вдруг видит Николая Петровича.

Но как же так – он ведь умер?!

Или дама в черной вуали и есть смерть?

Но тогда зачем она манит к себе Виктора! И Соня кидается наперерез:

– Виктор! – кричит она и хватает его за руку.

– Держи крепче! – усмехается вдруг невесть откуда взявшаяся мадам Ле Бон. – Я же говорила, ты станешь фавориткой королевского сына!

– Но где же дама в черной вуали? – спрашивает Соня у гадалки.

Но мадам Ле Бон уже нет. А может, это она и была той самой черной дамой?

«Ах, какое это имеет значение? – подумала вдруг Соня. – Ведь Младенец родился! А значит – пришло Рождество. Праздник! И не надо ничего бояться».

Будет Праздник. Потом – поездка: Париж, а за ним – Версаль.

Только не надо сворачивать с дороги.

Не каждому дано попасть в Версаль.

А Соне дано.

Это же счастье!

Москва, Рождественская неделя 1875

Проснулась Соня от давно забытых запахов. Елка, согревшаяся за ночь, пахла невероятно сильно. Но еще более невероятные запахи доносились с кухни. Служанки чудной Варвары пекли пироги. Ароматы ванили, корицы и чего-то еще неуловимого, но такого вкусного, витали в воздухе. Соня вздохнула поглубже – именно так пахли праздники в детстве, давно, когда еще была жива няня. Выпив чаю с горячим пирогом, неугомонная Варвара снова потащила всех в церковь на праздничную службу. Потом девушки, радостные, раскрасневшиеся и умиротворенные, вернулись домой. Вечером с визитами решили никуда не идти. Однако приехал Виктор, привез подарки и множество деликатесов к столу. Открыл даже бутылку шампанского, которую вынул из высокой и круглой коробки с какими-то вензелями. Соня шампанского не пила, уж Бог знает сколько времени, потому опьянела тут же. Варвара, хохоча, потащила подопечную в ее комнату.

– Конечно, есть способ быстро привести тебя в чувство, но я не осмелюсь! – хихикала она, переходя на «ты».

– Какой? – еле ворочая языком, шептала Соня.

– Ледяной водой голову облить!

– Ой! – пугалась Соня.

– Или кипятком! – заливалась Варвара.

Соня снова ойкала: ну и беспощадные у них, путешественников, способы – просто зверские!

Варвара уложила и накрыла подопечную пледом, оставив одну. И Соня тут же начала засыпать. Сквозь наплывающие волны сна она придумывала себе оправдание: «Я всю ночь не спала – нельзя же посчитать сном то время, когда гадалка Ле Бон показывала мне Версальский дворец!». Оправдание, конечно, было нелепым, но что не придумаешь, коли голова валится на подушку.

Сквозь сон Соня слышала, как служанки вертятся в гостиной и папиной комнате. Наверное, опять убираются. Только почему-то руководит этой уборкой Виктор.

– Надо теперь здесь взглянуть! – услышала Соня шепот Грандова прямо на пороге своей комнаты.

– Тут точно ничего нет, – ответила Варвара. – Я сама вчера после погрома здесь порядок наводила. Ничего нет!

– Но ведь искали! Обои пообдирали! – прошептал Виктор. – Если так тщательно искали, значит, не верят, что у нее ничего нет.

– Говорю же: нет! Девки вчера и кухню, и коридор чуть не языком вылизали. Ох, неспокойно мне, Витя! Все эти бандиты ищут – сами не знают чего, а девочка страдает. Конечно, если еще полезут, мы ее защитим. Сам знаешь: я и стреляю, и ножи кидаю метко. Но все одно: неспокойно!

– Это потому, что неизвестно ничего и непонятно! – взволнованно прошептал Грандов. – Когда не понимаешь – всегда неспокойно. Ладно, поедем в Париж, пройдемся по Версальскому дворцу, может, что и выяснится.